Альгар с явным облегчением закинул её обратно в сундук. Носить чужое бабье бельё он точно не собирался.
– За золото и серебро мы сможем пополнить амбары. Гобелены верните на стены, что ли ― зачем снимали только, – Михей кивнул, явно соглашаясь с таким решением. – Одежду, что подороже, продать. Остальное раздать слугам, – и видя, что ему сейчас буду возражать, твёрдо добавил: – На этом всё. С остальным поступите по своему уразумению.
– А что-то из одежды вы себе не оставите? – Изумился Михей.
Альгар указал в сторону свадебной рубашки и скривился:
– Носить женское платье я не намерен.
– Но здесь есть мантии и камзолы бывшего герцога! Они подойдут вам по статусу. Возможно, их придётся немного ушить, так это быстро… – Управляющий замком умолк на полу слове, натолкнувшись на прохладный взгляд герцога теперешнего, сглотнул и тихо закончил: – Я… всё раздам… или продам.
– Ещё кое-что, – мрачно сказал Кеке и указал в сторону лежащего на столе талмуда.
Альгар подошёл и коснулся кожаной обложки, на которой красовался герб рода покойного Кайя Баккерель: дерево и меч.
– Родовая книга, – пояснил Кеке.
– Её надлежит сжечь, – сухо предложил Михей, брезгливо косясь на талмуд. – У рода больше нет потомков.
Альгар открыл книгу наугад и пролистал до последней записи. Худой род – так назвали бы Баккерелей. Все мужчины мертвы, а женщины либо вышли замуж и перешли в другой род, либо…
«Запись от четырнадцатого дня месяца декабрьского.
В ночь с ветром и громом родилась мне дочь. Крепка телом. Волос чёрен. Едва возопила – разразилась буря, в чём вижу предзнаменование мрачное.
Запись от десятого дня месяца январского.
Дал я имя дитяти – Гленна, как звалась бабка моя по отцу. Ребёнка благословил отец Лукерий.
Запись от пятого дня месяца июньского.
К двенадцати годам здева моя здрава. Волос чёрен, густ. Очи карии. Высока ростом. Проявляет скромность и благонравие, коему радуюсь».
– Одна есть, – задумчиво ответил Альгар.
Он уже шёл прочь из зала, когда его настиг серьёзный голос Кеке:
– Милорд, а что вы собираетесь делать с леди Гленной?
Альгар обернулся и тяжело посмотрел на брата:
– То, что должен был сделать уже давно.
.
С высоты Белой башни город лежал как на ладони. Сновали люди, телеги, немногочисленный худой скот. И эта картина радовала куда сильнее, чем пустые улочки, по которым единственным прохожим была костлявая подруга. В открытые ставни проникал влажный холодный воздух молодой зимы. Он выстуживать и без того скверно отопленную комнату, но Гленне не хватало воздуха.
События перемешались, и едва ли можно было вспомнить сытую жизнь «до». Годовая осада Ларека. Голод, что неотвратимо проник даже в дома благородных лордов. Короткая пятидневная осада крепости. Сдача солдат и захват Кайя. Допросы… всё слилось в одно. О казни брата Гленна узнала только через три дня, когда к ней приставили служанку. Та и поведала новость с нескрываемым торжеством. И добавила, что достанет билет в первый ряд, когда на виселицу поведут саму Гленну. По праву благородного происхождения та надеялась на плаху, но разве можно ожидать милости от приблудного человека, что по воле короля занял место её брата и стал герцогом?
На Кайя Гленна не злилась. Видят Боги, он сам накликал на себя беду, но всё же он кровь от крови её. Благо тот уже в земле и не сможет вновь натворить глупостей.
После взятия крепости, Гленну, как сестру мятежника, заключили под стражу. Возможно, из уважения к её благородному происхождению темницей стала небольшая западная башня. Во время своего заключения она привыкла на закате открывать ставни и любоваться на уходящий день ― он мог стать последним.
