В приглушенном голосе дайвера теперь чувствовалось напряжение:
– Два метра от выброски на северо-запад. Три. Четыре. – Тим прошелестел в динамиках: – Пляши, Саракаев, вижу твой объект 2/17. На месте, никто не спёр. Закрепляемся.
Его напарник дублировал сообщения, Борис отмечал в журнале их передвижения.
– Как себя чувствуете, ребята? – Али посмотрел на обеспечивающего погружение Фадеева, щуплого молчаливого парня лет двадцати пяти.
– Как на курорте, – отозвался Тимофей из динамика. – Тут клёво, мужики… и присутствующая дама. Тишина, пустота, никто не трындит, ходи, куда хочешь, трогай, что тебе вздумается… Да-а, поломало наше судёнышко. – Робот в прошлом сезоне и половины не заснял, надо дать ему по шее.
– Днище будто оторвано, – голос второго водолаза, – вижу фрагменты на расстоянии от двух до десяти метров от корпуса. Дальше – плохая видимость, надо проверить. Прогуляемся, Тимох?
– А чего б не прогуляться.
– Отставить прогулки. Ограничьтесь панорамной фотосъемкой, – скомандовал Али. – Подробную карту прилегающих к объекту фрагментов поручим сделать ботам.
Тимофей неохотно крякнул:
– Вот и отправлял бы своих ботов. Чего мы тогда спустились. Вот, девушка рядом с тобой сидит симпатичная, ждёт, небось, романтики, а я только мутную лужу показываю.
Али покосился на покрасневшую Аню, сказал подчеркнуто спокойно:
– Торопов, не зли меня. Выкину из отряда.
Тимофей шмыгнул носом – в динамиках шумно грохнулось и прошелестело – пробубнил:
– «Выкину, выкину», куда ты без меня, интересно… Двигаюсь по направлению к кормовой части, вернее, месту, где она должна быть. Гриш, ты это тоже видишь?
– Ага…
– Что там у вас, у нас нет изображения, – Али переключил камеры.
– Ещё один необычный случай в копилку Оза. Дно корабля словно вырезано мечом джедая. Фиксирую оплавленные края, – он увеличил разрешение, позволив наблюдающим увидеть то же, что и он сам.
Аня, хоть и ничего не понимала и мало что могла разглядеть, вытянула шею. Серые доски, гладкие, полированные, едва припорошенные белыми хлопьями донных осадков. Под ними даже можно разглядеть тонкий греческий орнамент. В кадр попала рука в толстой перчатке, неповоротливые пальцы коснулись разрыва в деревянных плахах:
– Может, поднять фрагмент? – предложил Гриша из динамика. – Сетка с собой. У нас ещё минут двенадцать спокойно есть.
Али кивнул:
– Давайте, хорошее дело.
Тимофей и Гриша Сухов принялись придирчиво выбирать из разбросанных вблизи судна обломков подходящий фрагмент дерева.
Аня смотрела вглубь корабля, в темноту, под палубу, истерзанную крушением. Синий луч прожектора пробивал чёрную, плотную пелену от борта до борта и упирался в пустоту. На белом мелком песке, смятые и разорванные, лежали круглые вязанки чего-то плотного, слоистого – под тонким саваном ила не разглядеть. Рядом – какое-то непонятное тряпье неопрятной кучей, железные прутья, раздавленные бочонки, перевёрнутые амфоры. Анна смотрела в дальний закуток, куда луч прожектора едва проникал. В нос ударил горьковато-приторный запах застарелого масла, дёгтя. Девушка поморщилась, принюхиваясь. Но, кажется, никто кроме неё, этого не чувствовал: ребята продолжали обсуждать поднимаемые фрагменты.
Тим подплыл к уцелевшей палубе, завис над ней:
– А тут что-то вроде рубки, прикиньте, – сообщил наверх и посветил на накренившуюся дощатую крышу, покосившиеся конструкции. – Это значит какого века судно-то?
