Обитатели купе отвечали по-разному. «Это – продукт ассоциативной памяти». «Это твой сон, детали которого вдруг имели место в реальной жизни…» Я твердо сказал: «Миша, ты просто некогда бывал в параллельном мире. А затем произошедшее с тобой там событие повторилось здесь.» Глаза у Мухина вспыхнули и он протянул мне свою, хотя и холеную, но очень крепкую руку. «Правильно! Я и сам так думаю!» Похвала Мухина-сына в глазах окружающих, это все равно, что похвала Мухина-отца – профессора – за ней последует пятерка на экзамене, а может быть даже веское словцо при трудоустройстве. А это так важно, ведь нам осталось меньше года до защиты диплома.
Куда бы я хотел устроиться на работу? – Ну, конечно же, в органы власти. Куда же еще! Подумайте сами. Заискивание передо мною людей, их зависимость от меня… Нет, это не цель, это – средство для моей карьеры – политической карьеры. Я стану депутатом. Власть, уважение, зависть, бесконтрольно текущие на мой счет народные деньги. Но мне этого мало. Я слишком честолюбив. Я стану президентом. И вот тогда… Словом после рукопожатия Мухина-младшего я взирал на себя как на избранника судьбы. Так же как на избранника судьбы взирали на меня все обитатели купе – с восхищением и завистью. Все, кроме одного!
Этот один – Витя Чернов. Сын алкоголика. Он тоже в принципе очень хороший мужик, но он – другой. Он после защиты диплома хочет стать разведчиком. И оттого, что он – другой, и от того, что он хочет стать разведчиком, на него иногда находит. Это, конечно, тяжелое генетическое наследство, доставшееся ему от отца.
Это была последняя мысль, которая успела промелькнуть в голове, прежде чем стальные пальцы сына алкоголика сомкнулись у меня на горле и стали методично его сдавливать. В ушах зазвенело. Я успел еще услышать слова: «Умный, тварь?! Сидели, спокойно разговаривали про баб, про водку, а ты, про параллельный мир.» Я хотел возразить, что про параллельный мир начал говорить вовсе не я, а Мухин, но не смог – воздух больше не поступал в мои легкие.
Этот «параллельный» мир я узнал сразу. Передо мной была Москва с теми же улицами, с теми же зданиями, даже Храм Христа Спасителя стоял на месте. Но другой была атмосфера в городе. Сам дух его был другим. Люди, населявшие этот город, думали и дышали как-то иначе – не так, как думали и дышали мы в нашем мире. Это я почувствовал сразу, когда посреди Москвы-реки, напротив Нескучного сада, увидел памятник, водруженный на месте гибели собачки Муму, героини литературного бестселлера. Памятник был посвящен борцам, погибшим за свободу слова. Кто его автор, я, конечно же, догадался сразу. Многометровая фигура, побывавшая в нашем мире сначала Христофором Колумбом, а затем Петром Великим, в параллельном мире нашла свое новое воплощение в образе глухонемого Герасима, который олицетворял безразличие и глухоту представителя народных масс к свободному слову. Свободное слово, по замыслу автора, рвалось наружу, то есть било фонтанчиком из пасти Муму, собачки, которая вот-вот должна была скрыться под водой с камнем на шее, привязанным ей все тем же глухонемым Герасимом. Я был восхищен тем, как далеко вперед в сравнении с нами ушли жители этой параллельной Москвы в понимании взаимоотношений народа и свободной прессы.
Но каким бы искренним не было мое восхищение, его тут же сменила забота: мне в этом городе теперь предстоит жить. А значит надо как-то устраиваться, чтобы как-то кормиться в нем. Промелькнула мысль: я, наверное, встречу здесь брата. Он поможет: у него, по рассказам матери, была замечательная улыбка. По этой улыбке я его и узнаю! Но когда это произойдет? А что пока? А пока мне надо рассчитывать только на самого себя.
