– А-Синь! А-Синь!
Огни приближались, и голоса стали более различимы:
– Маленький засранец! Найду – ноги переломаю! – ревел Ли Сидао.
Ли Хуахуа ласково попросила:
– Брат, не наказывай его строго.
– Наподдай ему как следует! – не была столь великодушна Ли Сяосин.
Ли Кайсинь, у которого, кажется, здравый смысл и инстинкт самосохранения отказали в самый решительный момент, крикнул:
– Я здесь!
Поняв, что их побег сейчас будет обнаружен, Умэй и Чжан Юн шагнули назад, увлекая за собой Сяо Сяо. Но было поздно. В несколько стремительных шагов Ли Сидао оказался прямо перед ними. Стоило свету тронуть их лица, бежать стало бесполезно.
Сидао шагнул к Кайсиню, гневно пожирая взглядом его, зеленое платье и остатки грима на скулах. Умэй вспомнила методы воспитания в своей семье. Она думала, что сейчас Сидао влепит Кайсиню звонкую пощечину, и готовилась блокировать удар, но тот лишь протянул руку и ухватил легкомысленного братца за ухо.
– Ай-ай-ай! Брат, я уже не маленький!
– Даже если женишься и детей наплодишь – буду за уши таскать, потому что ты балбес! – прорычал Сидао и оттянул Кайсиня себе за спину, почти бросив в руки сестер. Хуахуа принялась кудахтать над ним, ласково гладя по щеке и поправляя растрепавшиеся волосы. Сяосин, ударив его по плечу, беззлобно ругала.
– Госпожа Шань, – обратился Ли Сидао, – прошу прощения за него. Он младший, поэтому ему досталось больше любви, чем наставлений. Спасибо, что нашли его.
Умэй не понимала, действительно ли он подумал, что она покинула усадьбу, отправившись на поиски Кайсиня, или же просто подыграл. Поклонившись с усилием, которое не тронуло лица, она учтиво произнесла:
– Не заслуживаю благодарностей. И буду очень вам признательна, если никто не узнает об этом.
– Разумеется. – слегка склонился в ответ Сидао и бросил за спину: – Слышали, трещотки? Держите язык за зубами!
***
Очутившись в спальне, Умэй прогнала Сяо Сяо и плотно затворила дверь, давая понять, что никого видеть не хочет.
Только оставшись в одиночестве, она позволила себе упасть на кушетку из красного дерева и скривиться от боли. Тело сковало отчаянное желание замереть и не шевелиться, чтобы не тревожить разорванную плоть. Умэй заставила себя наклониться и приподнять юбки. Кровь к тому времени уже засохла и превратилась в багровые корки. Она вымыла ногу и перевязала уродливые следы от зубов.
С плечом было страшнее. Дрожащими руками Умэй размотала плащ и взглянула на огромное кровавое пятно. Самое незначительное движение правой рукой отдавалось мощным болевым импульсом в спину и голову, и глаза наполнились слезами. Остервенело Умэй смахнула их левой ладонью и сцепила зубы. Собственная никчемность раздражала ее. Одной рукой она яростными движениями пыталась развязать пояс, но ничего не выходило.
Она едва не свалилась на пол от испуга, когда сзади послышался изумленный вздох и раздосадованное:
– Ай-я…
Ли Кайсинь замер в оконном проеме, одна нога на раме, вторая – уже на полу комнаты. Умэй устроила себе головомойку: какой тетерей нужно быть, чтобы не услышать, как кто-то лезет в твое окно?!
– Ты с ума сошел? – возмущенно огрызнулась она. – Третий этаж!
Ли Кайсинь забрался внутрь и задвинул створку.
– Почему ты никому не сказала? – спросил он, усаживаясь на корточки перед ней. Умэй хотела отодвинуться, но обнаружила, что ослабла настолько, что не может пошевелиться.
– Сама справлюсь. – буркнула она, отвернувшись.
