– На эти выходные?
– На некоторое время. Пока не станешь моей женой, да?
Малыш сделал мне предложение. И кольцо прилагалось. Все честь по чести. Так что по дому Пьера и Катрин Симон я разгуливала с большим аметистом на пальце, как магистр мальтийского ордена. Из всех камней Франсуа признавал только аметист, считал его своим талисманом, приносящим удачу. Он был помешан на удаче. Ни талант, ни работа, ни происхождение не имели значения. Только удача. Случай, выносящий тебя наверх. Самое главное – приманить удачу, как белку в парке, сунуть ей орешков, чтобы прыгнула в руки. Одним из орешков был аметист. Были и другие: брелок в виде ключика, четырехлистный клевер оттиснутый на кожаном боку бумажника. Определенные сочетания цифр. Если с утра мимо проезжала машина с номером «25», «23» или, боже упаси, «26», всё, удачи сегодня не будет. Я смеялась, говорила: «Закрой глаза, я поведу тебя за руку. Если не увидишь, не считается».
В Аркашоне, а родители Франсуа жили в этом городе, мы почти нигде не были, забежали на пляж, чтобы отметиться, да еще Пьер повел нас в гости к своей матери. Замечательная старушка. Она курила папироски, вставленные в длиннющий костяной мундштук. Представляете? Черное бархатное платье с камеей, крохотные лаковые туфельки, седые кудряшки, руки в кружевных белоснежных митенках, и вот так на отлете дымящаяся папироска. Я бы даже сказала: «Пахитоска», – более соответствует образу. Старушка… Да… Пожалуй, тогда она была моложе, чем я сейчас. Ну да неважно. На ее долю тоже выпало не мало, завидовать нечему.
Все основное время мы с Фан-Фаном провели в казино. Огромный дворец, абсолютно сказочный – островерхие башни, стройные каменные лестницы, ведущие к портику входа. А уж внутри! Но нам было не до красот. Рулетка, вот что сжигало мозги моему жениху. Он, как многие, пытался найти систему в выпадающих числах. Ставил на любимую восьмерку, на «11» и «15». Нет, он не проигрался до креста, можно сказать, с чем пришел, с тем и ушел. Но он совершенно забыл обо всем, забыл обо мне. Если бы я тихо ушла, исчезла, он не хватился бы. Может и не вспомнил бы вовсе о моем существовании. Хорошо, что мы приезжали лишь на три дня.
Каштаны над каналом Сен-Мартен пожелтели, листья посыпались золотыми звездами на зеленый шелк воды. Я смотрела на них из высокого окна, и мне вдруг вспомнился Юра – бархатная зелень «Лягушатника», летчики, «Девушки, садитесь с нами», страсть в казенной гостиничной спальне, «Амалия, рыбка моя». Было ли все это наяву? Или голову мою заполняет туман ложных воспоминаний? Не было никакой Амалии. И на самом деле я Леа Патрину. Всегда была ею. Всегда жила в Париже. Франсуа подошел сзади, обнял меня за плечи:
– Грустишь, да?
Я мотнула головой:
– Просто осень.
– А меня в Голливуд зовут.
Я отстранилась:
– Правда? Вот так запросто зовут?
– Ну не запросто. Посватал меня один знакомый. Вот на пробы пригласили. Роль второго плана.
Роль второго плана – это не мелочь, тут можно и Оскара получить. Не только за главные дают. Я кинулась целоваться:
– Фан-Фан, поздравляю! Когда едешь?
– Мы едем, да? Ты же со мной, Леа? Бросай свою монтажку, увольняйся и поехали. А по дороге в Лас-Вегас заскочим, да?
– А в Вегас-то зачем? Играть?
– Жениться, дурочка, – он приставил указательный палец к моему носу, – там сразу всех желающих женят. Ты же не передумала, да?
Да, я не передумала. Вот только увольняться я не стала, взяла отпуск за свой счет на две недели.
