Даже в поэзии меня больше всего привлекали приключения. В довольно раннем возрасте я начал читать некоторые сборники стихов, в частности поэму Лонгфелло «Сага о короле Олафе», которая поглотила меня. Это познакомило меня со скандинавской литературой, и я никогда не терял к ней интереса и привязанности.
Теодор Рузвельт в детстве.
Теодор Рузвельт родился 27 октября 1858 года в Нью-Йорке. Он был болезненным ребенком: с ранних лет у него обнаружилась сильная близорукость, кроме этого, он страдал от астмы и был физически слаб. Однако его отец Теодор Рузвельт-старший прикладывал массу усилий, чтобы сын вырос сильным и мужественным. Дом оборудовали гимнастическими снарядами для ежедневных тренировок, а когда мальчик подрос, то стал еще заниматься боксом. Помимо этого, Теодора увлек пеший туризм, он преодолевал огромные расстояния, причем, при любой погоде.
Среди моих первых книг был том безнадежно ненаучного Майн Рида о млекопитающих, иллюстрированный картинками, не более художественными, чем картинки из типичной школьной географии, но не менее захватывающими. Когда мой отец обнаружил, насколько глубоко я заинтересовался этим не очень точным томом, он дал мне небольшую книгу Дж. Г. Вуда, английского автора популярных книг по естественной истории, а затем большую его книгу под названием «Дома без рук». Я внимательно изучал их, а в будущем они дошли и до моих детей.
С «Домом без рук», кстати, связан мой педагогический провал. В соответствии с тем, что я считал своего рода современной теорией о том, как сделать образование интересным и не превращать его в задачу, я попытался научить моего старшего сына одной или двум его буквам с титульного листа. Поскольку буква «эйч» появлялась в английском названии чаще всего, я выбрал ее для начала, стремясь заинтересовать маленького мальчика, не дать ему понять, что он усваивает урок, и убедить его, что он просто хорошо проводил время. Я не знаю, была ли это теория или мой метод ее применения ошибочным, но я, безусловно, полностью искоренил в его мозгу любую способность запоминать букву «эйч»; и еще долго после того, как он выучил все остальные буквы алфавита старомодным способом, он доказал, что ни при каких обстоятельствах не может вспомнить эту злосчастную «эйч».
Сам того не подозревая, я, будучи мальчиком, находился в безнадежно невыгодном положении при изучении природы. Я был очень близорук, так что единственное, что я мог изучать, это то, обо что я спотыкался. Когда мне было лет тринадцать, мне разрешили брать уроки таксидермии у мистера Белла, высокого, чисто выбритого, седовласого пожилого джентльмена, прямого, как индеец. У него был маленький заплесневелый магазинчик, чем-то напоминающий магазинчик мистера Венуса в «Нашем общем друге», в котором он проделал очень ценную работу для науки.
Это «профессиональное обучение», как, я полагаю, назвали бы его современные педагоги, подстегнуло и направило мой интерес к сбору образцов для выращивания и сохранения. Этим летом я получил свое первое ружье, и я был озадачен, обнаружив, что мои товарищи, в отличие от меня, казалось, видели во что нужно стрелять. Однажды они прочитали вслух объявление, написанное огромными буквами на отдаленном рекламном щите, и тогда я понял, что что-то не так, потому что я не только не мог прочитать вывеску, но даже не мог разглядеть буквы. Я рассказал об этом своему отцу, и вскоре после этого получил свои первые очки, которые буквально открыли для меня совершенно новый мир. Я понятия не имел, насколько прекрасен мир, пока не получил эти очки.
