Аметистовый глаз. Современная проза - страница 3

Увольнение и последующий тайм-аут: я закрылась в своей квартире с выпивкой и аддеролом, неделями пребывая в амфетаминовом психозе: со слезами билась головой об стену от того насколько мы лицемерны и лживы, а затем истерически хохотала от того, что по другому не получается. Мне стало очевидно: мы не транслируем искусство – мы культивируем вычурность, пошлость вместе излишеством. Мы беззаботно свежуем полуживых зверей, и выдаем это за престиж – у каждой уважающей себя женщины должна быть шубка из натурального меха, даже если температура в ее городе не опускается ниже ноля. Привлекательная дама не должна весить более пятидесяти килограмм, уважающий себя человек должен ходить только под клеймом известных брендов; реклама, биллборды, слоганы и прочие коммерческие мантры, несущие деньги, всегда превыше всего. Подмена понятий наша работа и мы великолепно с ней справляемся. Всё, что за ней стоит – ложь! Все это знают, но кого это волнует, когда главное казаться, а не быть?

Все это дела давно минувших дней… Да, я сменила образ жизни, не без труда, отказалась от аддерола, сделала себе состояние в совсем иной сфере. Но что теперь?.. Я стара и одинока. Дети? Внуки? О нет, со мной лишь мои сожаления.

Не мне вам рассказывать насколько уникален этот бриллиант, пообещайте, что никогда больше не сделаете подобной броши, пусть и с другим камнем! Я хочу, чтобы она навсегда осталась в единственном экземпляре в память о человеке с черными глазами.

***

С тех пор в нашем ювелирном доме и появилось строжайшее правило: никогда не выполнять на заказ тараканов, сколько бы за это не платили. Я дал слово, а свое слово, как известно, нужно держать.

Я лгу тебе, ты лжешь невольно мне,

И, кажется, довольны мы вполне!

Я сижу за старинным дубовым столом. Сквозь витраж сочатся первые весенние лучи. Отличный день, чтобы выпить; наливаю себе бренди, делаю глоток и расхаживаю по кабинету. Даже спустя несколько лет не могу поверить, что этот дом теперь мой. Еще сложнее поверить в то, что он совсем не радует, ведь когда-то я теснился в небольшой квартирке с бывшей женой. «Коробка для карликов! Мы живем в коробке для карликов, – начинала она утром, – продай наконец свои картины, – продолжала днем, – …брось все и смени профессию!», – заканчивала ночью. Казалось, моя голова круглые сутки полощется в стиральной машине с грязным бельем.

Но что я мог сделать? Как возразить? «Дорогая Бет, я настолько жалкий и незаметный, что мои картины не продаются, или, дорогая Бет, сегодня я хотел убить себя – потому, что один из моих студентов уже открыл свою выставку! И, о милая Бет, он обрел успех!». Бет методично смешивала меня с грязью, и день за днем я превращался в ничто, до тех пор пока не понял – ничто не нуждается в чем-то: ни в Бет, ни в наших нахальных детях. Эти твердолобые и жестокие сопляки никогда нас и в грош не ставили! Мы вырастили засранцев, но мир правды, дорогая Бет, был тебе чужд. «У нас замечательные мальчики, и если бы не твоя нищенская зарплата, они бы уже давно учились в лучшем вузе!», – твердила ты.

Знаешь Бет, если бы только у них были мозги и капля человечности, они ни за что не предали бы нас анафеме, заклеймив грехом родительского безденежья! Они сами поступили бы в ВУЗ! Пускай даже средней паршивости, как это делают миллионы детей во всем мире. Оглядываясь назад, я задаюсь вопросом, насколько же нужно было быть идиотом, чтобы связать свою жизнь с женщиной вроде Бет: до отвращения хозяйственной и до слез прозаичной. Откровенно говоря, теперь, когда мои глаза открыты, а мысли ясны – я с досадой понимаю, что иными наши «мальчики» получиться и не могли. Забитый в угол отец-неудачник, преподаватель в академии искусств, и его жадная глупая жена: результат закономерен – два эгоистичных засранца, воспитанных в бесконечном и беспочвенном тщеславии своей матери.