Охранник остается снаружи магазина, позволяя мне в одиночку бродить между высокими полками, и я направляюсь в отдел биографий в поисках новой книги, которая придала бы мне сил для дальнейшей борьбы за свою самостоятельность. Периодически я читаю такую литературу, потому что истории жизни успешных женщин нашей страны вдохновляют меня и дарят надежду, что и для меня, возможно, не все потеряно.
— Амира, — раздается шепот по другую сторону полки, и я замираю на мгновение. Вынимаю две книги и встречаюсь со взглядом темных глаз, которые и так не дают мне покоя ни днем, ни ночью. Мал улыбается. — Привет.
— Ты что здесь делаешь? Тоже за книгой пришел?
— Не сочти за оскорбление, но… — Он кусает губу, привлекая к ней мое внимание. — Я пришел побыть с тобой.
— Малоун…
— Погоди. Я не пытаюсь тебя оскорбить или скомпрометировать. Просто… Знаешь, я, возможно, единственный из нас двоих, кто испытывает это притяжение, но позволь мне немного переступить границы.
— Каким образом? — рвано выдыхаю я.
— Положи сюда руку. — Он протягивает свою ладонь, указывая на пустое пространство на полке между нами. — Со стороны будет казаться, что ты просто тянешься за какой-то книгой.
— Зачем мне это делать?
— Я хочу… коснуться твоих пальцев.
Ловлю его абсолютно серьезный взгляд, и мои глаза расширяются. Коснуться моих пальцев? Нельзя касаться! Харам! Но соблазн так велик, что пальцы подрагивают от предвкушения запретных ощущений. Мне так страшно и так сильно этого хочется.
Я воровато оглядываюсь. Знаю, что в магазине есть камеры, и мне остается только мысленно молиться, чтобы одна из них не была направлена прямо на меня. Потому что рука уже сама тянется «за книгой». Как только моя ладонь оказывается прижата к полке, пальцы Малоуна, словно в замедленной съемке, аккуратно касаются моих. По коже разбегаются мурашки, и я непроизвольно вздрагиваю, а потом сталкиваюсь со взглядом наглого ирландца. Он предельно серьезен. В глазах ни тени насмешки или даже улыбки. Я вижу, как сильно раздуваются его ноздри от тяжелого дыхания. Неужели наверняка искушенного парня этот контакт волнует так же, как и меня?
Перевожу взгляд на наши руки. Моя ладонь кажется такой крошечной по сравнению с его, широкой и испещренной венами, что я застываю ненадолго в этом моменте, запоминая изображение контраста. Твердые подушечки его пальцев щекочут мои, но у меня нет желания отдернуть руку и прервать контакт. Я лишь тяжело сглатываю. Европейские девушки, наверное, посмеялись бы надо мной из-за того, как тяжело я решалась на прикосновение и как сейчас им взволнована. Им не понять, как невероятно страшно на такое пойти девушке из моей страны.
Когда Малоун смелеет и накрывает своей ладонью мою, на меня накатывает паника. Одно дело, когда он просто прикасается, и совсем другое — когда сжимает мою руку. От этого кровь во всем теле начинает бежать быстрее, и меня охватывает жар. Сейчас я впервые радуюсь, что мое лицо закрыто, и Мал может видеть только глаза. В них наверняка отражается испуг, но это его не останавливает. Нужно отдать ему должное, Малоун не пересекает черту — не считая самого факта прикосновения. Он не пытается нырнуть своими настойчивыми пальцами под рукав и погладить запястье. Мне кажется, что я бы умерла от такого. От страха или волнения, не знаю. Но пока одно лишь сжатие ладони творит со мной такое, что, узнай отец об этом, убил бы меня, наверное.
