Амнезия на счастье - страница 2

И мне снова снились темные фигуры прошлого, с лицами, которые я, как ни пыталась, не могла рассмотреть. Снились трамвайные рельсы; я шагала по брусчатке, слушая музыку, воспроизводимую телефоном; было темно, я нервно курила, кто-то шел рядом со мной; потом снился железнодорожный вокзал: мы стояли на мосту, изображая сцену из «Титаника», в которой Кейт и Лео стоят на палубе корабля и смотрят в глубокую океанскую даль, у нас же океан отсутствовал, и мы смотрели, как вдаль уносятся поезда. Потом мне снился дом, который подожгли; лестницы в нём были деревянные и оттого наполовину сгоревшие. Мы стояли на первом этаже, крепко сжимая руки друг друга.       Очевидно было лишь то, что дом облюбовали местные бомжи: на полу лежали старые потрепанные куртки, служившие ночлегом. Вокруг не было ни души, но почему-то именно в этой жуткой локации я чувствовала счастье и умиротворение.

Вскоре меня разбудил порыв ветра, бесцеремонно снесший с подоконника палаты горшок с монстерой. Он разлетелся на множество маленьких и больших обломков, но само растение не повредилось, чему я была безгранично рада. Пришедшая на шум медсестра обещала принести новый горшок из хозкомнаты, если у меня есть желание пересадить цветок. Я радостно согласилась, улыбаясь и кивая головой.

Меня жутко смущали мои дни – хотелось хоть каких-то действий. Эмоциональная усталость накапливалась день за днем, мне уже хотелось выходить в город, встречать людей и жить полной жизнью, и я молилась, чтобы мое лечение поскорей закончилось. Я даже не знаю, от чего меня лечили: память ко мне не возвращалась, а остальное меня не тревожило. Самое болезненное в таком состоянии – смотреть на близких, которые воспринимают тебя как какое-то растение, которое надо холить и лелеять, дабы оно не зачахло. Как полноценного человека меня теперь никто не воспринимал…

Вот и настал этот долгожданный день. Меня должны забрать сегодня: то ли днем, после тихого часа, то ли вечером. Для меня это уже не имеет никакого принципиального значения, поскольку я совершенно не понимаю, что буду делать там, на воле. В общей сложности я провела в больнице три месяца, за которые нам удалось наладить мою пищеварительную систему, – я теперь кушаю, как все нормальные люди, а не раз в неделю, и то если не забуду; научилась заново ходить, ежедневными физическими упражнениями заставила мышцы работать. И выглядела я действительно сносно, если не углубляться в то, что творилось у меня на душе.

Родители забирают меня после больничного тихого часа, Мама обхватывает ладонями и крепко обнимает, прижимая к себе с каждым вдохом всё сильнее, как будто старается надышаться каким-то очень приятным для нее ароматом, законсервировать его в глубине ноздрей.

Я с огромным удовольствием натягиваю на себя джинсы и толстовку – изрядно надоело ходить в одной пижаме за время моего пребывания в больнице. Папа уносит мою сумку, Мама, торопясь, на ходу пытается вложить в файл все мои выписки и справки.

Выйдя на улицу, щурюсь от яркого света; ощущение такое, будто я провела три месяца в подземелье. Объекты вдали расплываются – зрение у меня, как оказалось, не самое четкое (ну есть, что есть…с этим и будем работать). Сев в машину, прижимаюсь к холодному запотевшему стеклу. На улице октябрь, еще не приморозило, но стекло уже покрыто испариной от разницы в температуре за окном и внутри машины. Внутри тепло и уютно, ощущаю себя в зоне комфорта. Фары рассеянным светом освещают петли дороги, простирающиеся впереди. Справа сквозь стену облаков разгорается закат, алые и золотые раскаты цвета. В голове нет ни одной мысли, прохлада и влажность окна ласкают лоб, хочется прямо на ходу открыть дверь и бежать… бежать без оглядки, только куда? Да и что там делать дальше? Нужно собрать волю в кулак и начать жить заново, нам ведь никогда не даются те испытания, которые мы не сможем преодолеть?-вот и проверим.