Немного подождав, я тихо и осторожно задала Тому несколько вопросов о той самой ночи. Но мальчик опустил взгляд, явно не понимая, что все-таки случилось с его отцом.
– Мне страшно, – сказал он.
– Почему?
Он не смог ответить. Я заметила, как по его щеке скатилась одинокая слеза. И тогда поднялась с кресла и подошла к нему. Положила одну руку ему на плечо и погладила его по голове.
– Я сочувствую тебе.
По полу прошла легкая вибрация. Я услышала, как приглушенно закрылась дверь. А секундой позже раздался стук. На пороге, теребя одной рукой другую, стояла моя ассистентка Мина, никогда не прерывавшая сеансов без крайней необходимости. За ее спиной маячили Муни и Старчик, два следователя.
– Простите, – прошептала Мина.
Приняв решение, я обратилась к Тому.
– Том, давай сделаем короткий перерыв, ладно? Может, ты хочешь зайти в туалет?
Он отрицательно покачал головой.
– А хочешь чего-нибудь перекусить?
Он кивнул.
Улыбнувшись, я попросила Мину угостить его.
– А я пока выйду ненадолго в соседнюю комнату, прямо за этой дверью, ладно?
– Ладно.
Я вышла из своего кабинета, желая сказать следователям пару ласковых. Нельзя же так просто прерывать сеанс. Я надеялась, что в дальнейшем они будут вести себя более тактично.
После того как Мина зашла в мой кабинет и закрыла дверь, Муни озабоченно взглянула на меня.
– Нам необходимо немного ускорить процесс…
– Ускорить?
– Послушайте, простите нас за вторжение. Но следствие-то ведь не стоит на месте…
– Что вы имеете в виду? – Я привыкла работать с правоохранительными органами и понимала необходимость осторожности. Но ее слова заставили меня нервничать.
– Я имею в виду то, что возник деликатный вопрос, – пояснила Муни. – Я поговорила с близким этой семье человеком. Дело в том… В общем, кое-что привлекло наше внимание.
Старчик стоял у двери в коридор, обшаривая комнату взглядом, как это делают копы. Он был одет в серый костюм, а глаза скрывались за солнцезащитными очками-«авиаторами».
Туманные намеки. Более чем туманные. Я покачала головой.
– Я лишь могу сказать вам, что у меня тут тяжело травмированный маленький мальчик, видевший своего отца мертвым на полу на кухне. И мне нужно, чтобы он заговорил об этом сам. Я не могу заставлять его.
– Вы говорили о трех сеансах…
– Я говорила минимум о трех, но возможны и пять, – парировала я тихо, но внушительно. – По-моему, ему необходимо что-то рассказать мне. Видимо, пока он подавляет какую-то информацию. У этого паренька есть тревожащая способность отсекать лишнюю информацию, изолировать ее. Он очень умен, но у него посттравматическое расстройство. Он отгородился от каких-то воспоминаний о той ночи… Да, увидев мать, держащую в руках голову мертвого отца, он помнит пока только то, что не может причинить ему вреда, – закончила я, с трудом переводя дух.
Муни, чья макушка заканчивалась на уровне моего носа, вскинув голову, напряженно глянула мне в глаза.
– Возможно, это не все, что он видел.
– Не все?
Я взглянула на Старчика; он больше не обследовал комнату, а наблюдал за мной из-за своих зеркальных стекол.
– Мать мальчика собирается покинуть штат, – выдал он. – Они уезжают. Меньше чем через неделю она сядет в самолет и планирует взять его с собой.
– Доктор Линдман, – начала Муни, подходя ближе ко мне, – мы понимаем, что вы не обязаны делать работу за нас. Вам необходимо лишь представить нам на рассмотрение вашу оценку. И нужно, чтобы вы сделали это как можно скорее. У нас очень мало времени.
