– Здравствуй.
– У вас как обычно? Литр?
– Литр, клял бы его пес, – хмуро ответил старик, протягивая инспектору деревянную канистру.
– Щедрая диетра у вас, ничего не скажешь.
– Сдохнет тварь не сегодня завтра. Старая уже. Вот тогда наступит веселенькая жизнь, денег-то нету…
– А чем торгуете?
– Да чем нам торговать, – почесал затылок старик, – разве что шмотьем, что баба моя шьет. Когда наторгует, а когда и с пресный хрен с базара принесет. Взяли сегодня росток. Посмотрим, какого дерьма из него вырастет. Сейчас диетра, говорят, совсем плохая пошла. Корни глубоко не пускает, жрет мало. Мы свою на свиньях взрастили. Да сейчас и свиньи-то… Не свиньи, а одно название – дохлые, костлявые. На таких харчах разве здоровую диетру вскормишь?
– Налоги есть налоги, – вздохнул инспектор, который, будучи простым деквидом, хорошо понимал старика, так как сам каждый месяц рисковал жизнью, удаляя клыки своей пока еще молодой диетре, чтобы получить сок.
– Давали бы нам еще чего хорошего взамен, – по-старчески прокряхтев, недовольно сказал Цедор. – Подохнуть не разрешают, лекарства жрать заставляют. А налоги берут! Нашли мальчишку – по диетрам лазить. Коли б не моя старуха, то вовсе отказался бы налог платить, вот что я тебе скажу.
– За такое и посадить могут, – потер подбородок инспектор.
– Да и пусть содют, – усмехнулся старик. – Уж лучше я буду в Песочных рукавах сидеть, на казенных харчах, чем туда-сюда каждый месяц по диетре скакать. Тоже мне, нашли мартышку. В Песочных рукавах не так уж и плохо, как малюют. У меня братец старший там надзорным всю жизнь провел. Рассказывал мне, что надзорным там сложнее, чем заключенным. Заключенному-то чего? Сидишь себе целыми днями, спишь-жрешь-срешь, горя не ведаешь. А за тобой надзорные еще и убирают. И харчи приносят. Что тут эти поганые лепешки жрать, что там. Только тут ты сам крутишься, да еще налоги. А там тебе еду дают. Сервис не хуже, чем в таверне под Серебряной Слезой.
– Эх, Цедор, Цедор. В твоем возрасте легко рассуждать, когда все уже позади осталось, а впереди только Хранилище. А мне вот товарищи, кто в Песочных рукавах служили, рассказывали, что заключенные там мрут как мухи. Лечения нет, света почти не видят, а в клетках сыро – иной раз из песочных стен вода сочится, спать невозможно.
– Вот-вот, я о том и говорю, – прошамкал старик. – Там хоть подохнуть дадут.
– Ладно, отец, бывай, – сказал инспектор, видя, что разговор со стариком пошел по второму кругу.
– И ты здоров будь.
Инспектор прижал плотнее емкость с соком и, удовлетворенно вздохнув, пошел со двора к дороге, где стояла запряженная ослом телега, груженная бутылями и банками остальных соседей. Дом Цедора и его жены был последним на сегодня, и инспектора не могла не радовать мысль о том, что смена подошла к концу.
Старик долго смотрел в спину инспектору. Когда фигура служителя казны превратилась в едва различимую точку, старик задрал голову кверху. Ему нравилось смотреть на небо.
Своего естественного светила Амплерикс не имел. В любое время суток и время года небо на планете было черным, как уголь, растертый в пыль по холсту. Когда плебры запускали из Огненного моря высоко в небо сотни, а иногда и тысячи пламенных шаров, территории Амплерикса хорошо освещались, а черный, как воронье крыло, небосвод озарялся ярким огненно-медным отливом. Состояние осторожно наступающих сумерек, когда до прихода темноты еще надо подождать и когда вдалеке хорошо различимы лица соседей, деревья, дома и даже ухабы на дорогах – таким тут, на Медистом плато, был день, а днем огненных шаров в небе обычно горело более чем достаточно. Но сегодняшний день не отличался яркостью. Шаров в небе было немного, и темнота небосвода приятно давила на старика, позволяя ему увидеть мелкие звезды. Видел он и едва заметное розоватое рассеянное свечение на небе, опоясывающее всю планету. Пройдет немного времени, и перед наступлением ночи огненные шары убавят свой жар, заключив деревню в почти непроглядную темноту. Тогда особенно хорошо будут видны крошечные звезды, а розовый пояс на орбите Амплерикса по известной причине и вовсе обретет кроваво-красный оттенок.
