Амплерикс. Книга 2. Цветы и ветер - страница 38




Ветер утих неожиданно. Тучи стали быстро рассасываться, и городскую площадь вмиг изрешетили просочившиеся с неба лучи света. Изнеможенный, бледный Шай устало опустил руки и, не чувствуя себя, в беспамятстве рухнул спиной оземь, больно ударившись головой о поверхность пирса. Опомнившись, Кларена вскочила на ноги и подбежала к патрицию. Она в ужасе обхватила руками лицо – из носа и рта Шая текла, пузырясь и будто шипя, алая кровь, заливая его кожу, волосы и серебристую эластичную тунику.


– Шай! Шай! – тряся патриция за плечи, кричала Кларена, но тот молчал, закрыв глаза. – Ты, толстый! – обернувшись в Одвину, рявкнула девушка. – Помоги ему!


Лекарь, обливаясь струями пота то ли от непрошедшего испуга, то ли от быстрого шага, подбежал к патрицию, приподнял его голову, подложил под нее попавшийся под руку булыжник и повернул голову Шая влево.


– Чтоб хотя бы не захлебнулся, – пробормотал он Кларене.


– Хотя бы? – со злостью зашипела она. – Спаси его, тугодум!


Растерянный Одвин испуганно таращился на исходящего кровью повелителя эрзальских ветров, не в состоянии понять, какое снадобье может помочь патрицию. Шай застонал и медленно открыл глаза – в них была пустота, а сами глаза были не цвета нефрита, но болезненного оттенка недозрелой сливы.


– П-пить, – шепнул он и вновь провалился в забытье.


Вечером следующего дня Шай очнулся. Рядом с ним, на краю большой кровати, сидели Мачео, Кларена и Одвин, который утирал лоб патриция тряпкой, смоченной в охлажденном целебном отваре. Увидев, что патриций открыл глаза, Мачео подпрыгнул на месте и припал к его груди.


– Эй, ты думай, что творишь. – Одвин недовольно попытался оттолкнуть юношу от тела пациента.


– Да отвали ты! – отдернул его руку Мачео, целуя патриция в щеки, губы и подбородок. – Можно подумать, что два красавца в постели – это не то, что ты мечтаешь увидеть, допивая четвертую за вечер пинту.


Шай через силу улыбнулся, обвел глазами комнатушку и спросил:


– Где мы?


– В моей опочивальне, – ответил лекарь.


– Что с каменной глыбой?


– Все именно так, как ты и говорил. – Мачео ласково провел пальцами по шее патриция. – Тебе оказалось под силу с ней совладать.


– Ценой литра крови, которая из тебя текла, как пиво из прохудившейся бочки, – добавила Кларена. – Еще немного, и жизнь покинула бы тебя.


– И ценой двух дюжин лодок, пришвартованных к пирсу, – сказал Одвин.


– А что с ними? – Шай попытался подняться в кровати.


– Как только твои ветра растащили каменную глыбу на части, Арамей хлынул. Сорвал лодки и унес их вниз по течению. И затопил набережную, – сказал Мачео.


– О… – шепнул патриций. – Не самое лучшее начало выборов мэра.


– Ты шутишь? – воскликнула Кларена. – О тебе только и разговоров все эти два дня!


– Хочешь сказать, я валялся тут целых два дня?


– Именно. Но оно того стоило. Ты теперь герой, освободивший Арамей от преграды.


– Правда? – через силу улыбнулся Шай. – Значит, получилось… А что эти придурки из синедриона?


– Один из них не отходил от вашей постели и поил вас травами, – прокашлялся Одвин.


– А двое других? – спросил патриций. – И извините, я не хотел вас обидеть.


– Да есть ли разница, – сказал Мачео. – За годы службы Дейне я изучил все помыслы этого клубка змей, что именуется синедрионом. Одвин проголосует за тебя. Он был предан Дейне, но ее манера управлять не находила последнее время отклика ни у него, ни у жителей. Надо быть слепым, чтобы не видеть: ты – лучший кандидат. А Одвин не слепой. Во всяком случае, не когда речь заходит о созерцании красавцев вроде тебя.