И тут же они очутились на полу. Он взял её за руку, потянул за собой, и она спросила:
– Скажи, а мой утонувший муж? Ты мог бы…
Он резко обернулся к ней, отпуская руку. Выговорил, как отрезал, даже с каким-то испугом:
– Смерть отверстать я не в силах, ты же знаешь! Прости!
Он снова взял её за руку и повёл в приватную зону своего пентхауса. И тогда сокол верстальщика снова взмыл к конструкциям перекрытия.
****
Базар, на котором капитан Линч намеревался купить верблюдов, был большой и шумный. Он представлял собою узкие грязные улочки среди хижин, клубящиеся тучи пыли, вереницы людей и стада животных. Здесь собирались жители всех окрестных селений и приходили караваны из близлежащих и дальних земель, конечным пунктом пути которых был португальский форт. На базар англичан отвёл сынишка Бонтондо. По лицу мальчугана было видно, что он этим очень гордится.
Капитан и Платон тоже помылись в озере и кое-как привели свою одежду в порядок, и она прямо на них быстро высохла и даже производила достойное впечатление. На базаре Платон сразу же купил феску с длинным куском тонкого шёлка и быстро и уверенно повязал себе тюрбан: он надел феску, покрыл голову шёлковой тканью, а затем перекрестил её концы на затылке и на лбу, затянув потуже.
– Получилось даже красиво, – одобрительно сказал мистер Трелони, рассматривая смущённо улыбающегося Платона.
– Нам всем тоже надо купить такое, – согласился капитан.
– Вам всем надо купить другое, сэр. Оно вам подойдёт лучше, – ответил Платон и уверенно пошёл вперёд.
Верблюдов на базаре было много. Они были чёрные и рыжие, коричневые и белые. Они топтались у привязей, отпихивая друг друга, издавали низкие гортанные крики, похожие на крики роженицы, мочились, крутя хвостом и разбрызгивая вокруг себя едко пахнущую мочу, а рядом с ними ходили по базару, азартно торговались, зазывно кричали, сидели на тюках, жарили требуху на жаровнях и даже спали, накрыв голову полой, разноцветные, разномастные люди.
Шум стоял невероятный, и вскоре у мистера Трелони от этого горячего, вонючего, ревущего хаоса голова пошла кругом. Но ему было интересно и весело только до той поры, пока они не попали в ту часть базара, где продавались невольники.
Чернокожих, выставленных на продажу, было много, даже больше, чем верблюдов, овец, коз, ослов и других животных вместе взятых, и возле них было не шумно, словно какой-то невидимый колпак или завеса отгородили их от базара и всего остального мира. Чернокожие невольники, по большей части молодые сильные мужчины, сидели на земле и негромко переговаривались между собой. Напуганные дети жались к матерям, тоже молодым и сильным. Невольницы, предназначенные для гарема, помещались отдельно.
Возле загона с рабами стояли покупатели, люди солидные и достойные, и каждый, сообразно своим вкусам и склонностям, в ожидании начала торгов или курил, или жевал табак, поплёвывая направо и налево, или беседовал с соседом. Товар они уже осмотрели: пощупали мускулы, глянули в зубы.
Сквайр остановился, как вкопанный, не в силах отвести глаз от этого моря невольников. Потом он посмотрел на Платона. Тот, возвышаясь почти над всеми окружающими людьми, беспомощно вглядывался в эти плотные завалы полуголых чёрных тел, словно хотел среди них отыскать кого-то.
Капитан стоял, заложив руки за пояс, мерно покачиваясь с носков на пятки, и смотрел на рабов и их покупателей внешне спокойно, и только желваки от крепко стиснутых его челюстей ходили под тонкой кожей. Потом он сжал кулаки, лихо тряхнул головой и сделал шаг, приближаясь к работорговцу. Тот стоял к ним почти спиной, увлечённо беседуя и сплёвывая время от времени в сторону табачную жвачку, по виду очень похожую на содержимое коровьего желудка.
