– Ах ты, предатель, хренов любовничек! – крикнул Вова, ударив меня кулаком по плечу. – Ты что делаешь!? Совсем обнаглел! Я ему тут драгоценные советы даю, а он, не посовещавшись со мной, между прочим, со своим лучшим другом, берет в поход мою маленькую и очень надоедливую сестру.
– Я не надоедливая! – обиженно сказала Таня.
Она посмотрела на меня и сказала:
– Спасибо, Дима! Ты лучший друг!
– Да не за что, Танечка. – Я посмотрел на Вову, который всем видом показывал, что он сильно обижен, прилюдно оскорблен и сказал. – Спасибо тебе за советы, Вован. Они всегда ценны для меня. В нашей ситуации лучшее всего – и правильней – будет взять с собой моего папу. Без него мы не доберемся, ты прав. – Я перевел дыхания и продолжил. – А что тут такого, если мы еще возьмет твою сестру с собой? Не понимаю? Ведь всем хочется увидеть Иллюзион. Не только тебе!
– Вот именно, – поддакивала Таня, улыбаясь своей широкой улыбкой, в уголках которой появились коричные пятнышки от конфетки.
– Тебя не спросили! – мгновенно парировал Владимир. – Мама ее все равно не отпустит.
– А вот и отпустит. Я уже спросила у нее. Она меня отпустит в лес, только при одном условии, если с нами пойдет дядя Андрей, – сказала она и показала Вове коричнево-красный язык.
– Ты все еще ее хочешь взять в поход, это маленькое зло? – сказал расстроенным голосом Вова.
– Вместе – веселее!
– Ага! Как же…Веселья будет выше крыши! – пробубнил он.
– Ладно тебе – не зуди. Хоть в походе с сестренкой помиришься.
– Да, щас! Надо больно с ней мириться. Брат и сестра на веки враги, – громко, чуть ли не припеваючи, сказал Вова. Он, наконец, улыбнулся.
– ДА! – подхватила Танечка.
– Мне вас никогда не понять. Надо радоваться, что вас хоть двое. Я вот совсем один. Иногда так грустно, что не с кем поговорить.
– Да, лучше бы я жил один…
– Я тоже, – подхватила Таня.
– Ладно, мне пора домой, – сказал я, не став больше спорить с братом и сестрой. – Мы еще не собрали с отцом сумки. Я позвоню вечером.
Глава 6
Через полчаса я был дома.
Мама с заплаканными глазами варила суп на кухни; доносились слабые звуки режущего ножа. Отец в соседней комнате с мрачным лицом собирал сумки, что-то бормоча себе под нос. Все были во власти шока и глубокого потрясения от потери дорого и близкого человека.
Помню хорошо, что мама после смерти бабушки стала замкнутой и какой-то отстраненной от мира сего до конца своих дней. Впервые дни после похорон, мне казалось, она сходила с ума, ее рациональный рассудок вступил на опасную, невидимую грань тихого безумия. Она не плакала на похоронах, затаив жгучую боль утраты внутри себя, не выплескивая ее наружу, как мы с отцом.
Частичка бабушкиной души навсегда осталась в мамином великодушном сердце (она всегда за кого-то переживала, даже за незнакомого человека, это была черта ее характера).
– Мам? Пап? Я дома? – громко сказал я, положив ключи на комод.
– Привет, дорогой! – крикнула мама с кухни. Она встала и пошла ко мне.
– Привет, Дима. Тебя не дождешься. Давай быстрее, шевели помидорами, – сказал отец, войдя в коридор. Он крепко пожал мне руку. – Снова каши мало ел! Где твоя сила, сынок? Руки, как у девчонки.
– Неправда, – ответил я, снимая белые кроссовки «Адидас», не развязывая шнурки.
– Андрей, перестань! Что ты, как ребенок! Снова сейчас поругаетесь из-за пустяка. А еще в поход собрались идти. Вдвоем. Ужас! – сказала мама и поцеловала меня в щечку (ах, этот поцелуй ни за что не забудешь, как его не хватает девяносто девятилетнему старику).
