АНА навсегда: исповедь отличницы. Анорексия длиною в жизнь - страница 18
Однажды я не могла больше смотреть на них вместе, это было невыносимо, я решила бороться за нее. Я подошла к ним и стояла, молча, некоторое время, Даша обернулась. Ее лицо, такое близкое и знакомое, с рыжими смешными веснушками было бледным и серьезным. Прядь волос у пала на высокий утонченный лоб, губы сжались от злости.
– Даша, нам нужно поговорить, – тихо сказала я, схватившись за ее руку.
– Уйди! – громко прокричала она на весь класс, от чего все повернулись в нашу сторону. И принялась выдирать из моей ладони свою руку. Я не готова была ее потерять, я продолжала хвататься за ее пальцы. Она злилась, но даже такая рассерженная, она все равно еще оставалась моей.
– Даша! Как ты можешь так поступать, ты же сама говорила мне, что Наташа бестолковая!
– Ну и что! Уйди! – еще громче кричала Даша, наконец, высвободившись из моей мертвой хватки.
– Уйди?! И это все? Объясни что случилось! – я готова была встать перед ней на колени.
– Да, реально, отойди, пожалуйста! – протяжно заныла испуганная Наташа. Но даже в страхе глаза ее победно блестели, а рука лежала на Дашином плече.
Я, опозоренная перед всем классом, отошла и больше к ним никогда не подходила. Но легче мне не стало. Они всюду маячили перед моими глазами, словно издевались, я не могла выносить этого. Боль перерастала в ревность, а ревность в желание отомстить. Воплотить свою месть в реальность я могла лиши одним доступным мне способом – найти новую подругу. Но не простую девочку, а ту, с которой Даша мечтала дружить еще с детского сада. Этой очаровательной девочкой была наша одноклассница Аня – как что-то нереальное, эфемерное, безупречное. Отличница, умница, гордость всех учителей. Я чувствовала внутренний надлом в ней. Если моя Даша, заласканная с детства отцом и матерью, всегда оставалась собой довольна и не комплексовала по поводу лишнего веса, очередной тройки, сказанного и съеденного, то Аня была полной противоположностью.
Родители, весьма благополучные и состоятельные люди, воспитывали Анну в строгости, учили быть рассудительной, старательной и прилежной. В том же духе они воспитали и свою старшую дочь Ольгу, Анину сестру, которая уже оканчивала школу. Ане нужно было соответствовать ей. Часто учителя, изучая журнал, называли фамилию моей одноклассницы, она вставала из-за парты, заранее зная, о чем ее спросят: «Да, – говорила она заученными фразами, – Оля моя сестра. Да – родная! Да, я горжусь ей. Я постараюсь тоже окончить школу с золотой медалью. Нет, я никогда не запятнаю ее имени!»
Но чем больше Ольга делала успехов в учебе, тем труднее Ане становилось подтверждать свою состоятельность. Учителя их часто сравнивали, и моя одноклассница быстро поняла, что ей придется работать вдвое больше, дабы поддерживать статус фамилии прославленной на всю школу блестящими результатами своей умной, доброй сестры. Аня имела приятную для окружающих наружность: симпатичное лицо, великолепные глаза небесно-голубого цвета, худенькое тело и руки, от которых я не могла оторваться. Ее обаятельность, умение слушать, помогать очаровывали одноклассников. Мальчики были в нее влюблены, девочки обожали, все вместе хотели с ней дружить, ходить, сидеть и стоять. Она была совершенством. Мне казалось, что Аня даже не ходит в туалет, настолько она напоминала божество, сошедшее с Олимпа. Аня не сквернословила, никогда не возмущалась, не обсуждала других, не сплетничала как все девчонки и не отказывала в помощи. Не человек – а великолепие, словно девочка из книги, которую я боготворила, выбрав предметом для подражания. Она напоминала мне смелую и справедливую Зою Космодемьянскую.