АНА навсегда: исповедь отличницы. Анорексия длиною в жизнь - страница 16



Я хотела стать другой: лучше, успешнее, счастливее себя прежней. Для этого мне необходимо было переменить свое отношение к людям, свои мысли, восприятие жизни и перестать быть такой замкнутой. Но пока я думала о том, как изменить голову, мое тело снова протестовало и заботилось о получении дополнительных калорий. Вес начал возвращаться. Я принялась заново поглощать все, что видела в холодильнике. Пост окончился, а вместе с ним и самодисциплина. Иногда моя собственная лень тихо шептала на ухо: «Забудь, брось все! Тебе и так хорошо! Оставайся крупной, одинокой, нелюбимой девочкой! Ходи в школу, потом в институт, а после на работу, роди детей и живи в свое удовольствие! Еда – вот истинное счастье в жизни, пока ты любишь ее, она будет любить тебя. Весь мир не стоит того, чтобы отказаться от счастья насыщения. Никто не стоит этого! Пусть все смеются, пусть говорят свои глупости – а ты поешь и забудь о них, люди того не стоят, чтобы придавать им столько значения!» Но я ложилась в постель с набитым желудком и слышала другой голос. Это был голос совести: «Что же ты наделала, глупая?! Борись, сражайся сама с собой! Твой бой еще не проигран. Учись, добивайся, ты сможешь! Не отталкивай людей, они не плохие, учись понимать их. Страдай, люби, ошибайся, но продолжай свое сражение и никогда не сдавайся!»

Голос совести был сильнее, чем голос лени. И я ступила на тропу войны против самой себя. Я поняла, что должна непременно стать совершенной: легкой, веселой, умной, интересной. Во мне начал развиваться перфекционизм. Он остался со мной на всю жизнь. Избавиться от него невозможно. И если, наблюдая за природой из окна своей квартиры, я принимала ее во всем многообразии, то наблюдая за собой в маленькое карманное зеркальце, я принимала себя лишь тогда, когда была худой, и другого здесь быть не могло. Я ждала, когда лопнет кокон, и я смогу явиться миру в новом обличии. Мне предстоял долгий и нелегкий путь самопознания и самосовершенствования. Девочки в моем классе такими глупостями не страдали, их беспокоили лишь мальчишки, колготки со стрелками и туфли на платформе. Моей первой задачей стала необходимость разобраться в моде, разработать собственный стиль в одежде и во внешнем виде, вернуть на свои места сбежавших подруг и научиться говорить с ними на одном языке. Но еще важнее этого – изменить отношения с учителями и ситуацию в своем дневнике. После бессонных ночей, проведенных в раздумьях, я начала новую жизнь с четко поставленной цели – во что бы то ни стало добиться почетного звания отличницы.

Глава 3. Синдром отличницы

В начальной школе я неплохо училась. Обычно в конце года у меня было 2—3 «четверки». Этого мне вполне хватало, чтобы удовлетворить свои потребности в успехе и порадовать маму. Она часто подчеркивала коллегам на работе, что я не проблемный ребенок, со мной не нужно «корпеть» до ночи над уроками, принуждать к учебе и вытаскивать за уши со двора. Я никуда не ходила, все время сидела дома за уроками или перед телевизором. Оставаясь в полном одиночестве, я могла быть собой, мне нравилось это состояние полного покоя. Я читала книги, рисовала, училась готовить простейшие блюда. В школе у меня были подруги, с которыми складывались доверительные, теплые отношения. Но вне школы мы не общались. Я четко разграничивала еще с семи лет дружбу с девочками в школе и дружбу с собой наедине дома. К себе в гости я никого не приглашала, а на уговоры сходить к какой-либо подруге домой поиграть в куклы отвечала резким отказом. Я боялась улицы, пешеходных переходов, темных подъездов, незнакомых людей. Едва звенел последний звонок, как я быстрым шагом мерила серый асфальт от школы по направлению к дому, вихрем проносилась по бетонным ступеням многоквартирной девятиэтажки на свой третий заветный, быстро открывала дверь, потом еще быстрее захлопывала ее за собой и, наконец, могла выдохнуть. В школе за своей спиной я слышала, как ребята говорили, что я интересная девочка, но дикая. Дикость и боязнь города были обусловлены моими ранними детскими годами, проведенными в глухой деревне, где из друзей существовали лишь дед с бабушкой и ненавидящие меня двоюродные братья с сестрами.