Но пока что это все было еще в тумане, в котором я, как конкистадор в джунглях, должен проторить свою дорогу. Как и положено настоящему конкистадору, я верил старой испанской присказке о том, что «сам человек назначает себе цену своими деяниями» и был готов вступить в пространство возможностей, неопределенностей и угроз.
Вот здесь-то и сыграло свою роль архитектурное образование, точнее, творческий проектный метод. Что такое работа архитектора? Выбрать площадку, понять, что именно должно на ней возникнуть, определить параметры этого чего-то: от фундамента до крыши, вплоть до завитушек на фасадах. Очень схоже с бизнесом, где ты определяешь среду, в которой работаешь и предмет твоей работы, оцениваешь прочность основания, риски, нагрузки и воздействия. А затем, шаг за шагом, выстраиваешь процесс. Учиться я любил, да и книжек по бизнесу к тому времени прочитано было немало. В теории все казалось наглядно и просто – бери и делай!
С устройством затейливой архитектуры мироустройства на практике мне еще только предстояло ознакомиться.
Запись 23.04.2017.Привыкаем к больнице
Категория: БОЛЬНИЦА
Жизнь здесь, в Воронеже, на третьем этаже отделения онкогематологии на улице Ломоносова, не в пример спокойней и ухоженней, чем в Москве, в РДКБ. И боксы здесь – не чета тому, где мы в Москве оказались: двухместные, и площадью в два раза больше; свой туалет с ванной; снаружи, по периметру, идет широкая застекленная терраса. От террасы и коридора бокс отделяют два небольших «предбанника» и два широких стекла, так что палата просматривается насквозь, с двух сторон. Прошлый раз, в феврале, мы этих удобств и не заметили, а после Москвы – сразу оценили «родные стены».
В этих стенах и своя «школа» обнаружилась, в комнате, как раз в десяти метрах от нашей палаты. Сейчас состояние у Владика много лучше, чем до отправки в Москву, ходит уже сам помаленьку, так что до учебного класса «доковылять» сил у него вполне хватает. Когда под капельницей лежит – учителя к нам сами в палату приходят.
Протокол лечения был утвержден еще в Москве, так что очередной курс «химии» начался практически сразу. Соседи наши – дедушка седьмого десятка лет и внук, возраста лет шестнадцати. Курит дедушка беспрерывно, каждые полчаса бегает вниз, к входу в приемное отделение, так что все: и сам дедушка, и комната и все вещи – насквозь пропахло табаком. Батареи в комнате раскалены, но форточку дедушка открывать не разрешает – «а вдруг внучок простудится».
А у нас «химия» в бутылочках висит, в Москве эти бутылочки заставляли полотенцем вокруг обматывать – уж больно токсично. Проветривать надо. Я открыл все четыре двери в «предбанниках», подпер – где шваброй, где ведрами, чтобы ночью от ветерка не закрылись. Апрель-то холодный выдался. Сырой сквозняк – как раз мимо наших кроватей: Владик спит у стенки, а я в проходе, на раскладушке. «Елочка» – между нами. На ней – четыре аппарата. Химия, промывка, противорвотное. Как очередной аппарат запищит – я бутылочки переставляю.
Вот уж где мой опыт холодного закаливания и бессонных ночей пригодился. Свыкаюсь понемногу и с этой жизнью. С соседями стараемся жить мирно. Отношения выяснять в больнице – себе дороже, нет тут иных вариантов, кроме как терпеть и притираться друг к другу. Как и в семейной жизни, в общем-то.
