В палате он был не один, но поговорить было не с кем, потому что его немногочисленные соседи постоянно спали, а выйти из палаты в коридор он не мог, так как был ещё очень слаб. Утром, после того как ему вынули катетер для мочи, он попытался встать с кровати, чтобы самостоятельно сходить в туалет, но почувствовав сильное головокружение, свалился на постель и на короткий период времени потерял сознание. Более он этого не делал, справляя нужду в больничный мочеприёмник. Единственный, кто мог ему хоть что-то пояснить – это сотрудник полиции, которого он ждал с нетерпением всё утро. Но увидев эту слащаво-приторную улыбку, на холёном гладко выбритом лице, он сразу же понял, что ничего хорошего ждать не стоит.
– Как вы себя чувствуете? – поинтересовался полицейский, продолжая благодушно улыбаться.
– Спасибо, – ответил он на дежурный вопрос, вымучив дружелюбную улыбку на лице, – уже намного лучше, хотя болезненность и слабость ещё крепко держат моё измученное тело в своих объятиях.
Он решил вести диалог открыто, стараясь, не закрываться во время беседы, поэтому ответил так длинно с лёгким поэтичным налётом на простой дежурный вопрос. Тем самым он хотел показать своему собеседнику, что готов к открытой конструктивной беседе. К тому же, после длительного молчания и отсутствия собеседников, ему элементарно нужно было с кем-то пообщаться, ведь человек, хоть и животное в определённой степени, но уж слишком социальное.
– Понимаю, – с сочувствием произнёс полицейский, натянув на лицо скорбную маску, с соответствующими ситуациями эмоциям, – самому приходилось побывать в вашем положении, только не с воспалением лёгких, а с очень тяжёлым бронхитом.
Полицейский замолчал, внимательно смотря на него. «Скорее всего, врёт, – подумал он. – Старается подстроиться под оппонента. Мол, мы с тобой братишка, вроде как бы и одной крови, поэтому нам ли скрывать, что-то друг от друга? Видимо мои дела подходят под определение – так себе, – иначе бы он не начинал беседу в такой уж явно дружественной манере. Хотя с чего я это взял, что за подозрительность? Ведь я никого не убил и не ограбил, почему вдруг я решил, что мои дела плохи? Человек просто выполняет свою работу и старается делать это так, как умеет. Может ему удобно вести беседу именно таким образом, может он так привык. Что я цепляюсь к нему без причины? Просто я один и не знаю, чего мне ожидать в будущем. Неизвестность и непонимание ситуации, пугают и раздражают, поэтому я ощетиниваюсь в каждой ситуации, постоянно ожидая удар. Нужно успокоиться».
– Да уж, бронхит, да ещё и в тяжёлой форме ничем не лучше воспаления лёгких, – сказал он с пониманием, говоря всем своим видом, что между ним и полицейским устаканились дружественные отношения, поэтому можно продвигать беседу дальше, перейдя к её основной части.
– Вот и я про тоже! – согласился полицейский с его словами. – Понимаю, что вы сейчас чувствуете себя не лучшим образом и вам необходим покой, для скорейшего выздоровления, но вынужден задать вам несколько вопросов. Уж извините, но такая у меня работа.
– Да-да, конечно! Задавайте! Я если честно, с удовольствием на них отвечу. Устал за это время от молчания, а местные, как вы, наверное, заметили, не особо разговорчивы, – сказал он с усмешкой, показывая рукой, в сторону спящих соседей по палате.
Полицейский, кинул беглый взгляд в сторону других пациентов, скорее ради приличия, нежели из-за какого-то интереса, после чего, повернулся к нему и с улыбкой сказал:
