Он почувствовал, ка его взяли и переложили на каталку, словно мешок с картошкой в багажник автомобиля. При этом боль стегнула в лёгкие с такой силой, что он застонал:
– А-а-ах…
Он ощутил, как его сначала повезли по бесконечно длинному коридору, а затем, когда каталка остановилась, ощущение движения вперёд сменилось ощущением подъёма вверх. Затем вновь был бесконечный коридор. Каталку при движении трясло, и эта тряска отдавалась болью в спине. Когда его вновь переложили, он, почувствовав резкую боль вновь застонал:
– А-а-ах…
– Он в сознании, – сказал приятный мужской голос, – попытайтесь узнать у него имя и фамилию, потому что после рентгена ему введут большую дозу обезболивающего, и он отключится. А в себя придёт не скоро.
– Если вообще придёт? – с сомнением сказал женский голос рядом.
– Ну-ну, – строго с укором сказал мужчина, – мы таких безнадёжных с того света возвращали в нашем отделении, а тут ничего серьёзного. Да и видно, что мужчина крепкий. Выкарабкается.
После короткой паузы, он ощутил слабое дыхание на своём лице и сладкий запах духов, а затем бархатный женский голос спросил:
– Мужчина, вы меня слышите? Постарайтесь назвать своё имя и фамилию.
Ему очень сильно хотелось потерять сознание, погрузившись в мир спокойного беспамятства и безразличия, в котором он находился до того, как очнулся в развалинах бывшей городской больницы. К тому же боль и жар становились просто невыносимыми. Собрав все силы, которые у него остались, он еле-еле произнёс:
– Савин…
– Сафин? – переспросила женщина.
– Савин, – с трудом повторил он, чувствуя, как начинает терять сознание.
– Мужчина! Мужчина! – позвала женщина, хлопая ему ладошками по щекам. – Не теряйте сознание! Потерпите! Я вас поняла! Через «в»! Савин! Имя?! Постарайтесь назвать имя!
– Слава…
– Слава?! Вячеслав?! Вячеслав Савин?!
– Угу, – утвердительно промычал он и провалился в пустоту, чувствуя, как его сознание погружается в бездонную тёмную бездну, где ему до этого было хорошо и спокойно.
– Здравствуйте, Вячеслав! – сказал полицейский, вошедший в больничную палату, с натянутой на лицо дежурной улыбкой.
– Здравствуйте, – ответил он на приветствие, прекрасно зная, что за этой показной улыбкой, как правило, скрывается холодный расчёт и чаще всего недружественный к тому, кому она адресована.
Профессия накладывает отпечаток не только на того человека, который владеет ею, но и на его окружение. В особенности на семью. Он вырос в семье милиционера, ещё той старой, беспринципной, если можно так сказать патриотической закваски, когда честь мундира и верность данной присяге были не пустыми понятиями, а делом и образом жизни. Вот поэтому хорошо знал и понимал специфику работы правоохранительных органов. Он догадывался, что, как только ему станет лучше, обязательно появится сотрудник полиции, поэтому готовился к его визиту ещё со вчерашнего вечера, когда его из реанимационного отделения перевели в общую палату.
Он пролежал в реанимации три недели с тяжёлым двусторонним воспалением лёгких, практически всё это время, находясь в полузабытье от болезни, мучавшей его тело, и лекарственных препаратов, борющихся с ней. Когда болезнь, вдоволь поиздевавшись над ним, отступила, он понемногу начал приходить в себя, но был ещё очень слаб, чтобы хоть что-то разузнать о том, что с ним произошло. Да и персонал больницы: от санитарок, медсестёр и лечащего врача, – шёл на контакт с ним с большой неохотой, отвечая на его вопросы односложными дежурными фразами, каждый раз намекая ему на то, что сейчас нужно обязательно выздороветь, а всё остальное потом.
