– Нет, – Оля вертела в руках кружку с остывающим чаем. – Нет, у меня родни навалом, найду, куда приткнуться.
– Приткнуться несложно, а вот жить чтобы, – Владимир вздохнул, – это с кондачка не решишь.
– Да, – кивнул Эркин, – это быстро решать нельзя.
– Не понравилось, так и уехать – не проблема.
– Одному, да, – согласился с Олей Эркин. – А с семьёй надо прочно на место садиться.
– Да уж, с ребёнком на руках не побегаешь, – вздохнула Оля.
– Я так в беженстве намучилась, – кивнула Женя. – Алиска ещё маленькая совсем… господи, вспомнить страшно.
– А ты, сестрёнка, не вспоминай, – посоветовал Владимир. – Помнить хорошее надо.
– Плохое само помнится, – усмехнулся Эркин.
Алиса, занятая окном, казалось, совсем не слушала их. Но Эркин уже заметил, что всякий раз, когда он что-то говорил, Алиса быстро и внимательно оглядывалась на него.
Вагон уже шумел по-вчерашнему. Но белый свет за окном делал этот шум мягче. Окно запотевало, и Алиса протёрла его ладошкой.
– Алиса, – укоризненно сказала Женя.
Алиса посмотрела на свою, ставшую чёрно-серой, руку и обречённо вздохнула.
– Да-а, я так ничего не вижу.
– А тут и смотреть не на то, – утешил её Владимир.
– Да?! – возразила Алиса. – Я столько снега никогда не видела. И он не тает. Вот!
Владимир засмеялся и закурил.
– Это ещё не самый снег. Так, пороша легла.
– Зазимок, – улыбнулась Оля. – Зима впереди.
– Долгая осень нынче, – Владимир отвернулся от окна. – Декабрь в начале, а снегу толкового ещё нет. Что-то не торопится зима.
– В январе наверстает, – отмахнулась Оля.
Поезд стал замедлять ход, и под окном медленно подплыла белая платформа.
– Олсуфьево? – спросила Оля.
– Больше нечему. Браток, – окликнул Владимир проходившего мимо их отсека проводника, – долго стоим?
– Сиди, – бросил тот на бегу. – Проверка.
Эркин сидел спокойно, во всяком случае, внешне. В самом деле, документы у них в порядке, ничего незаконного нет. Беспокоиться не о чем.
– Ваши документы… возьмите… ваши… ваш литер… предписание… возьмите… ваши…
Вагон притих. Ответов не слышно, только казённо-равнодушные голоса проверяющих. Владимир и Оля достали свои документы.
– Женя, пакет у меня в куртке, – ровным голосом сказал Эркин.
Женя кивнула и встала. Сняла с верхнего крючка его куртку и вынула из внутреннего кармана пакет. Когда у их отсека остановились трое военных с большими блестящими знаками патруля на груди, она протянула им весь пакет. Но, оказывается, были нужны только удостоверения и маршрутный лист. У Оли и Владимира так же документы проверили быстро. Вещи не смотрели, обыска не было, ну… ну, ничего страшного, а сердце где-то у горла дрожит. Когда патруль пошёл дальше, Женя улыбнулась Эркину и спросила Владимира:
– А кого они ищут?
Тот пожал плечами, пряча свои документы в нагрудный карман.
– А бог их знает, сестрёнка. В войну дезертиров искали, уклоняющихся, а сейчас…
– И сейчас то же самое, – усмехнулась Оля. – Долавливают, кого раньше упустили, – и насмешливо посмотрела на Эркина.
Эркина это не тронуло. Он ещё в лагере слышал, что пока ты репатриант или беженец, ты без гражданства и об армии речи нет. Он взял со стола бумагу от пайкового пакета, скомкал её и протёр окно, чтобы Алисе не было скучно. Да и самому интересно.
Поезд уже тронулся. Поплыл назад перрон с тёмным истоптанным снегом, домик с белой крышей… заборы из неровно обрезанных кольев и досок… серые низкие домики с белыми крышами, из труб поднимались дымки… деревья, тоже присыпанные снегом… совсем рядом ещё одна колея… мужчины в похожих на рабские куртках и меховых шапках что-то делают, что – не успел разглядеть. Поезд шёл всё быстрее. Вагон начинало потряхивать и раскачивать. Нарастал и шум в вагоне, снова слышались громкие разговоры, смех, обрывки песен.
