Джексонвилл
Эркин шёл быстро, почти бежал. Обещал Жене, что ненадолго, а сам… Женя вчера так и не помылась, а вода, дрова… всё бросил, убежал. Но ведь не мог он не сходить к Андрею. За лето так привык, что Андрей всегда рядом… Кроссовки мягко стучали по земле. В сапогах так не побегаешь. Джексонвилл – не Бифпит, до утра не гуляет, если не соваться на Мейн-стрит и в богатые кварталы рядом, то тебя никто и не увидит. Ну, вот и поворот, калитка… Он осторожно тронул её ладонью. Заперто. Медленно Эркин расстегнул куртку и вынул из внутреннего кармана ключи, нашёл на ощупь нужный, вставил в скважину. Ключ повернулся с тихим щелчком. Эркин даже не услышал, а почувствовал его. Войдя, закрыл и запер калитку. Несколько шагов, и он у двери. И снова ищет ключ, нащупывает скважину, вставляет, открывает дверь… Он пришёл домой, это его дом, у него ключи от дома. Только сейчас до Эркина стало доходить то, что смутно ощутилось днём, когда Женя отдала ему ключи. Так же тщательно и тихо он запер за собой дверь и поднялся по лестнице. Верхняя дверь тоже закрыта. И снова, всё снова. Он вошёл в крохотную прихожую, запер за собой дверь и тщательно вытер ноги о расстеленную у двери тряпку.
– Эркин? – позвал его из кухни голос Жени.
– Да, – откликнулся он внезапно севшим голосом.
– Подожди в комнате, я сейчас.
Значит, она моется.
– Хорошо.
Эркин вошёл в комнату. На столе ровно горит лампа, окна занавешены… И тут на него обрушилась Алиса.
– Ага, вернулся! – она с размаху ткнулась в его ноги. – А мама на кухне. Мы тут спали-спали, а потом полдничали, а потом я гуляла, а тебя всё не было, а ты работал, да?
– Да, – кивнул он. – Работал.
Она потащила его за руку к своей табуретке.
Когда Женя вошла в комнату, закручивая в узел мокрые волосы, они изучали баульчик. Алиса показывала Эркину крючки, челночки, ножнички, тесьму, платочки с узорами… Эркин рассматривал всё это с таким живым интересом, что Женя умилилась, любуясь ими. Почувствовав на себе взгляд Жени, он поднял голову и обернулся к ней. Женя улыбнулась.
– Мыться будешь? Тогда иди, пока плита тёплая.
– Ну-у-у… – обиженно протянула Алиса. – А мы ещё не всё посмотрели.
– Потом, – утешила её Женя. – Сегодня не последний день.
– Ладно, – вздохнула Алиса. – А ты мне почитаешь?
– Почитаю, – кивнула Женя. – Эркин, иди мойся, и ужинать будем.
Он встал, осторожно, чтобы не задеть ненароком, перешагнул через рассыпанные на полу игрушки и пошёл на кухню.
Красный свет от плиты, корыто, ведро. Жаркий, наполненный паром и запахом мыла воздух. Он быстро разделся в кладовке. Рубашка, трусы, носки – всё в ведро с грязным и залить тёплой водой, да, взять полотенце, мочалку, мыло… ещё у Роулинга покупал, обмылок остался, ну, на сегодня ему хватит, в корыто тёплой воды и ещё в ковше, чтобы облиться потом. Ну вот… А, для головы ещё… ну, вот теперь всё. Он сел в корыто, намочил и намылил голову. Ух, хорошо как! Не сравнить с душем. Там просторно, конечно, а здесь зато…
– Давай солью тебе.
– Женя? Ты?
– А кто ж ещё!
Женины руки теребят, перебирают его волосы. Тёплая мыльная вода течёт по лицу, шее. Он, проморгавшись, открывает глаза.
– Ага, спасибо.
– Сиди. Я тебе спину потру.
Он упирается лбом в согнутые колени, чтобы ей было удобнее, и только покряхтывает. Мочалка – прав Андрей – совсем мягкая стала, надо бы новую.
– Ну вот, – Женя удовлетворённо выпрямляется, и он ждёт её обычной фразы, что вот теперь он по-настоящему краснокожий, но она молчит, и он поднимает на неё глаза с немым вопросом. Женя улыбается. – Тёрла, тёрла тебя, а ты всё коричневый.
