Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел - страница 96

Улыбка Аристова стала чуть насмешливой.

– Хотите… тоже обследоваться?

– Нет, доктор, в своём здоровье я уверен. Но я хочу удостовериться в том, что у парней всё в порядке.

– Ну что ж, увиденному веришь больше, чем услышанному, не так ли? Пожалуйста, приходите. Пропуск не нужен. Скажете на входе, что идёте ко мне.

– Хорошо, – Фредди встал. – Благодарю вас, доктор. До завтра.

– До завтра, – встал и Аристов.

Они обменялись рукопожатием. Фредди ждал слов о пропуске. Уже стемнело, выпустят ли его часовые у ворот? Но доктор промолчал, а сам он таких разговоров никогда не заводил.

Девушка с обожжённым лицом по-прежнему читала. И, похоже, за это время и страницы не осилила. Бывает. На Фредди она не посмотрела, и он прошёл мимо, ограничившись молчаливым кивком.

Уже стемнело, но не настолько, чтобы не отличить дорожку от газона. Фредди шёл к воротам, смутно ощущая чьё-то присутствие, где-то в шагах десяти сзади, но не оборачивался. Решат послать пулю в затылок, так пошлют и из окна, и ничего ты сделать не сможешь.

Дошёл он благополучно. Когда оставалось не больше пяти шагов, из караульной будочки вышел русский – уже другой, значит, сменились – молча открыл ему узкую – на одного – калитку и так же молча закрыл за ним. Ни одного вопроса. Интересные порядки.

Отойдя на десяток ярдов, Фредди перевёл дыхание и закурил. Что ж, дело сделано и его не исправишь, как сказал шериф, перепутав приговорённых. Опять же за язык никто не дёргал. Завтра к девяти сюда. Сейчас, да, пожалуй, в «Экселенц». Не самый дорогой отель, но лучший из не самых дорогих. Парни среди своих. Если и есть какие-то сложности и заморочки, то найдётся кому предупредить. И доктор, похоже, как и капитан, предпочитает честную игру. Уже легче.

Навстречу быстро прошли, почти пробежали, негромко разговаривая между собой, четверо, но Фредди успел узнать ловкую бессознательную грацию движений. Тоже… из того же табуна. Он прислушался, чуть замедлив шаг. Да, звякают госпитальные ворота. Значит, свободный выход в город есть. Пусть не у всех, но это уже что-то. Совсем даже неплохо.

Аристов заканчивал работу с бумагами, когда в дверь осторожно постучали.

– Входите, парни, – сказал он по-английски.

Как всегда, Крис, Андрей и Эд пришли немного поболтать. Ну да, сегодня они работали в дневной смене.

– Можно, доктор Юра?

– Я же сказал: заходите. Устраивайтесь и подождите немного. Я сейчас закончу.

Бесшумно, очень ловко двигаясь, парни переставили стулья и расселись вокруг его стола. Как это Андрей сразу не прибежал посмотреть на новеньких? Аристов на секунду оторвался от очередной истории болезни.

– Я думал, Андрей, ты первым прибежишь посмотреть.

Молодой негр с пышной шапкой мелких кудряшек улыбнулся.

– Я за койкой побежал. Мы с Леоном всё сделали… бельё нашли, застелили.

– Где их устроили?

– В одиннадцатой камере, – ответил Эд.

– Комнате, – поправил его Крис. – Не привыкнешь всё, что ли? В комнатах живём.

– А работаем в палатах и зале, – рассмеялся Андрей. – И в кабинетах убираемся.

– Замололи, – фыркнул Эд. – Ну и что, главное, что поняли, – и усмехнулся. – Стар я переучиваться.

Все рассмеялись. Улыбнулся и Аристов, возвращаясь к ненавистной, но обязательной писанине. Эд – самый старший. Ему уже двадцать четыре, и он любит изображать этакого патриарха, смехом прикрывая свой страх перед роковой цифрой в двадцать пять лет. Да, старше Эда были только те двое, но их не удалось вывести из депрессии. Ещё зимой. А по госпитальному стажу старше всех Крис. Его привезли одним из первых, вытащив из развалин Паласа, уже горящим. Крис горел тяжело, до самого конца января, от депрессии начал отходить в марте. Пока горел, приходя в сознание, кричал, чтобы пристрелили. Не просил, не умолял, как другие, требовал. Пытался драться, бить врачей и сестёр, надеясь, что за сопротивление его убьют. Если бы не Тётя Паша, насильно кормившая его в депрессию… А Андрей только плакал и просил не трогать его, ему и так больно. В начале февраля солдаты отбили его у банды подонков, что таскали парня за собой, развлекаясь издевательствами над безответным рабом. Андрей тогда судорожно цеплялся за сержанта, просил не отдавать врачам, оставить своим рабом. Он и имя себе потом взял как у сержанта, что первый накормил его и не бил, и ничего за еду не потребовал.