Однако вскоре дед усмехнулся:
– Давайте, Софья Павловна, отпустим Никиту. Сам я в молодости тяготился длительным общением с престарелыми философами.
Я с интересом взглянул на него, а он кивнул:
– Всем известно, что старики помнят свои юношеские впечатления лучше, чем события десятилетней давности. Приходите в гости, с удовольствием покажу вам книги и альбомы. У меня, знаете ли, достаточно фотографий, есть даже старинные фотохромы – настоящие произведения искусства. Вот хочу один Соне на день рождения подарить. Думаю, и вам они будут интересны.
– Обязательно зайду, – пообещал я и по привычке открыл органайзер, отмечая дату, – в субботу примете?
Мой педантизм был оценен по достоинству, – дед расплылся в улыбке и гордо взглянул на снедаемую завистью Софью.
– Буду ждать с нетерпением, – сказал он, а соседка заелозила на скамейке и заканючила:
– Можно и мне прийти? Я плюшки к чаю испеку.
Дед кивнул благосклонно.
– Софья Павловна, – спросил я как бы невзначай, – а к вам сегодня в гости приятельница приходила?
Софья вспыхнула, заметалась слезливыми глазками и пролепетала:
– Это Любочка, моя старинная подруга…
Продолжения не последовало, повисла пауза, и я поспешил улизнуть, но прежде постучал в первую квартиру.
Открыл мне всклокоченный человек с мутным взглядом.
– Не надейтесь снова выступить в роли миротворца! – запальчиво выкрикнул он.
– Ей нет до меня дела, способны вы понять это?!
– Но поговорить-то мы можем? – спросил я.
– Ладно, вечером приходите, когда я в подсобке чай заварю.
Он действительно умел это делать как никто, да и сорта чая откуда-то добывал необыкновенные.
Дома я набрал номер Юлькиного телефона и спросил без предисловий: не звонила ли Дана. Юлька меня не выносит из солидарности с подругой, которую прямо-таки болезненно обожает. Естественно, я для Юльки последняя сволочь и не достоин называться человеком. Она немилосердно насаждает всем и вся свои феминистские идеи, в соответствии с которыми считает мужчин примитивными существами, способными разве что неплохо работать и существующими лишь для удовлетворения женских прихотей. Мало того, эта поборница женских свобод норовит беспардонно влезать в наши с Даной отношения, пытаясь настраивать ту против меня, а в пример мне ставит своего обожателя, эдакого пай-мальчика, который точно на поводке за ней ходит. При рукопожатии меня поразили вялые пальцы этого субъекта, резко контрастировавшие с его внушительной внешностью и приятным баритоном. Но это тип мужчины, настоятельно нуждающийся в такой как Юлька женщине: не сомневающейся ни в чем, практичной, решительной, с потребительским отношением к окружающему, как единственно возможным и имеющим смысл. Мечты и философствования разного рода она всегда считала непозволительной роскошью и играми развращенного ума. Ее интересы сводились к удовлетворению дешевых бабских амбиций: дескать, смотрите, какой мужик у меня – не хуже дорогой мебели для кухни. И Дане эта «мать-Тереза» мечтает найти подобного послушника.
Следует признать, Юлька наделена пронырливым и практичным умом, присущим многим женщинам. Вот откуда берутся сварливые жены, казавшиеся еще вчера своим поклонникам романтичными созданиями. Но даже, еще не захватив Юрочку в законные мужья, Юлька не стеснялась повелевать им, как-то умудряясь при этом ублажать его самолюбие, и было бы нечестным отрицать ее таланты в данной сфере. При ужасающей поверхностности эта, на мой взгляд, крайне манерная, особа обладала редким даром создавать впечатление глубокой натуры и легко располагала к себе окружающих. Мало того, со своим веселым нравом она казалась полной жизни. Женский инстинкт и проницательность диктовали ей быть услужливой, ласковой и даже льстивой. К тому же, она при цепкой памяти на интересные факты и детали умело пользовалась этим в разговоре, представая внешне привлекательной и разносторонней личностью. Но в моих глазах ее существование извиняло лишь то, что Дана к ней благоволила по непонятным для меня причинам.
