Андрей Курбский - страница 2
«Плотников – мастер, это большая редкость. Вещи Плотникова – из тех вещей, которые перечитывают ради удовольствия от самого процесса чтения» (Татьяна Толстая). «Писатель не подвержен конъюнктуре, предельно историчен и правдив» (В. Юдин). В 2000 г. Николай Сергеевич был принят в Союз писателей, что никогда не было для него самоцелью. Главным для Николая Фуделя было не исказить смысла, внутренней гармонии, художественной ткани своих произведений.
Заканчивая это предисловие, хочу сказать, что мне постоянно не хватает отца, который был моим главным другом, советчиком и утешителем. Но вера в которой он меня воспитал, согревает меня и дает надежду – ту «точку света», которая есть во всех его произведениях. И еще он передал мне и своей внучке бережную любовь к северной русской природе и свое чувство родства с ней. И я всегда думаю о нем с любовью и благодарностью. В глухом уголке, в тверской деревне был нами куплен в 1983 г. старый дом, где очень любил бывать отец. Часто мы бродили по безлюдному сосновому бору, дышали этой красотой. В память об этом я написала стихи, посвященные отцу, которыми и заканчиваю свое предисловие.
Мария Николаевна Астахова (Фудель)
Часть первая. Лунная решетка
1
Немцы называли эту крепость Дерпт, а русские – Юрьев. На полпути меж двух великих озер, Чудским и Выртсъярв, над обрывистым склоном холма, где некогда было языческое городище эстов, возвышался этот город-крепость, пограничный форпост крестоносцев, весь каменный, замкнутый, потемневший от столетних дождей. И сейчас шел дождь, но апрельский, теплый, он шуршал сонно по плитам двора, по зарослям молодой крапивы. Дождь пришел ночью с Варяжского моря, быстро и низко плыли рыхлые тучи, почти задевая двухбашенный храм Петра и Павла на холме, лунные тени бежали впереди туч по мокрым кровлям, и ярче запахло черемухой в холодной комнате, когда он отворил окно в сад.
Он долго стоял, слушая горловое журчание в черепичном желобе. Имя города стало русским – Юрьев, но отсыревшая штукатурка, амбразура крепостной толщины, лунная решетка на полу – все оставалось чужеземным. Раньше это не мешало – так и должно было быть для него, князя Курбского, наместника Ливонии, но сегодня эта ночь словно открыла глаза и впервые взглянула на него, как на пришельца, иноверца. Он стряхнул оцепенение, лег на скрипучую деревянную кровать и подтянул к подбородку одеяло.