– График надо составить… Где же линейка-то? Вот она, вот она. Ручка не пишет! Пойду-ка чаю выпью, – и так мысли вслух целый день. Все привыкли.
Пока Анечка мыла руки и пила чай, Мария Петровна перебирала малину.
– Растишь, растишь урожай, а его то заморозок испортит, то птицы склюют, то лягушки, будь они неладны! Этим летом бабочки белые одолели! Червяков в малине сколько! Жрут малину, сволочи! – Мария Петровна накручивала себя всё больше и больше. Закончив с ягодами, она тоже налила себе чаю и пошла в комнату, где Анечкин отец Иван Семёнович с аппетитом ел ягоды, посыпанные сахаром, из большой тарелки. Супруга села напротив него и, продолжая свою мысль, глядя Ивану Семёновичу прямо в глаза, с жаром произнесла: – Растишь, растишь всё лето малину, а потом гады всякие её жрут!
Ложка с малиной в руке Ивана Семёновича замерла в воздухе.
– Кто жрёт?! – опешив, спросил он, откладывая ложку в сторону.
Немая сцена. Заметив, что Анечка за спиной Марии Петровны просто давится от смеха, он быстро понял, что к чему, но виду не подал.
– Гады всякие жрут!? Это я, значит, гад, твою малину жру?! – театрально возопил Иван Семёнович и «во гневе» отодвинул тарелку в сторону. Не будь он товароведом, быть бы ему народным артистом!
Мария Петровна, наконец, поняла, где и что сказала. Она стушевалась, засуетилась, принялась оправдываться:
– Да нет! Да я не то имела в виду! Это червяки! – но, конечно, быстро оценила комичность ситуации. Увидев, что Иван Семёнович смеётся, не выдержав, тоже расхохоталась.
Общее веселье прервал телефонный звонок. Звонила Токманцева. Было слышно, как Мария Петровна со смехом в лицах пересказывает ей только что произошедший казус.
Токманцевы – закадычные друзья Ивана Семёновича и Марии Петровны. Без них не обходился ни один семейный праздник. Они по очереди ходили друг к другу в гости, сообща ездили за грибами. У Токманцевых была большая семья – сын, дочь и четверо внуков. Жили Токманцевы-старшие по соседству с Анечкой, а их дети со своими семьями отдельно, поэтому с их детьми и внуками Анечка никогда не встречалась, как-то не довелось.
– Токманцевы за малиной не придут, – объявила Мария Петровна, вернувшись в комнату, – у них дочь разболелась и сейчас к ним внуков привезёт, чтобы их не заражать и самой спокойно поболеть.
– Кстати, Нинка звонила, у неё тоже дочь с зятем сильно простудились, и дети разболелись, все, кроме Славика, – вспомнил Иван Семёнович, – она тоже на время Славика к себе забрала.
Нинка на самом деле была профессором экономики с мировым именем. Но то, что она была однокурсницей Анечкиных родителей, давало им полное право вот уже лет пятьдесят называть ее Нинкой. Нина Станиславовна водила Славика в художественную школу рядом с домом, где жила Анечка. Иногда, когда занятия отменяли, заходила с внучком на чай. А вот другие её внуки рисованием не увлекались, и Анечка никогда их не видела.
Мария Петровна что-то бормотала, убирая посуду и пересыпая малину. Наконец, детально обсудив ситуацию сама с собой, она нашла выход:
– Анечка, так может, ты Токманцевым банку с ягодами отнесёшь? Пусть детки поедят!
Когда она подошла к дому Токманцевых, как раз подъехала машина, из которой высыпало четверо мальчишек. Токманцевы, – сразу видно по светлым макушкам и ясно-голубым глазам. Из машины вышла Соня, дочь Токманцевых, мать двоих мальчишек и родная тётя ещё двоих. Выглядела она плохо. Нос красный, глаза запали, кашляет. Соня сразу узнала Анечку, видимо, по банке с малиной, поздоровалась и представила весь свой выводок:
