– Ой, простите! Спасибо за помощь! – прикусив губу, развернулась Анфиса. – Я вам принесу что-нибудь из дома. Сырных лепёшек, брусочек масла, бабушка там сегодня его взбивает. Может, вам соли нужно? Я отсыплю немного в плотный мешочек.
– С солью чародею нужно быть особенно аккуратно, – доносились до девочки слова друида, но она вот подсаливать печёную картошку или надкушенный помидор всегда очень любила.
Ожоги уже и вправду почти не болели. По крайней мере, большинство из них она даже не чувствовала. Мазь давала приятную прохладу при дуновении ветерка, столь желанную в летнюю жару второй половины Солиса. В деревне у бабушки ей нравилось, за исключением вездесущей гувернантки с её порядками. Она не вписывалась в идеальную для Анфисы картину мира. Хотелось бы как-то без неё, просто с бабушкой, которую можно не слушаться, да веселиться здесь дни напролёт. А то приходилось и читать, и навыки правописания не забывать, переписывая какие-то детские стишки. Все эти задания её угнетали. Особенно если выдавались дождливые дни и некуда было сбежать порезвиться.
Домой она, однако же, не пошла. Вздохнула, что вот и восьмой потенциальный наставник от неё отказался. Даже друиду-отшельнику она оказалась не нужна. Девочка сильно волновалась, что будет, если папа рассердится, если не пустит её на ярмарку. Вдруг архиепископ его отпустил отдыхать и не нуждается сегодня в своём советнике. Мысли и переживания охватывали её, повторяясь и возвращаясь, как назойливые насекомые, от которых негде было скрыться.
Анфиса прогулялась вдоль опушки в сторону журчащего ручья и моста через него, что недалеко от въезда на территорию деревни оканчивал лесную дорогу. Достаточно широкую, чтобы по ней могли разъехаться рядом две повозки или колесницы.
Сейчас там в платьях да косоворотках играла местная детвора, часть которой были подобны ей – те, кого на лето родители отправляют погостить у бабушки или у дедушки. В её случае – лет с пяти, если не с четырёх, отец привозил её сюда. Он был весьма занятым, будучи советником и вестником архиепископа, но при этом был для девочки всем. Эталоном, кумиром, идолом, образом для подражания.
Благодаря ему она научилась вежливости и тактичности, о которых, правда, могла позволить себе здесь забыть во время летнего отдыха под присмотром ненавистной бонны. Благодаря отцу она научилась держать меч, читать на нескольких языках, заучила молитвы, прониклась имперской идеологией о боге-творце и его светоче-императоре. Хотя миниатюрной копией Альберта при этом не стала.
Возможно, в ней было что-то от матери. Например, та самая вредность, даже с полным осознанием собственной неправоты. Некая строптивость, слетавшая с губ ложь, но уж точно не хрупкое телосложение и не слабое здоровье. Если уж мать её была сильной воительницей, Анфиса задыхалась при интенсивной пробежке. Её даже в подвижные игры брать не хотели ни здесь, ни дома.
В лучшем случае, она была водящей в салочках, шагая с завязанными глазами, стояла на воротах – меж двух воткнутых в землю палок – во время игры в мяч. Была также дозорной на дереве в ряде забав, зато нередко ей доставался титул судьи, ведь, наблюдая за всеми, только она могла сказать, как всё было на самом деле, кто виноват и как по-честному разрешить ситуацию.
Наверное, на этом здесь и держался её какой-никакой авторитет, позволяющий не быть изгоем в компании, а дружить и общаться на равных. Случись вдруг в её адрес какая-то травля, она не представляла даже, как бы на это среагировала и пережила. С кем-то ладила неплохо, с кем-то не очень. Играть во что-нибудь обычно было довольно весело, да и поболтать было о чём. И всё же настоящие друзья оставались в городе – одноклассники по школьным занятиям да соседские дети.
