– Ненавижу тебя…– только и выдавливаю я по буквам.
– Сбился со счета, сколько раз я это слышал. И не только от тебя, Пигалица.
Ехидничает, упивается моей беспомощностью.
Когда я оседаю на колени, резко переключает кран и теперь на меня льется раскаленная лава. Слезы сами собой прорываются наружу. Волосы облепляют покрасневшее лицо и плечи.
– Продолжим или ты, наконец, готова поговорить по–взрослому?
Ничего не вижу. Только слышу кое–какие шероховатые звуки. Наверное, Бажаев одевается.
– Эй, – не боясь промокнуть, ступает одной ногой в чашу и дергает меня за подбородок, – живая?
Смотрю на него с бешеной ненавистью. Желаю испепелить его одним только взглядом. Но из–за безостановочных слез выгляжу жалко.
– Оставь меня в покое. – Шепчу, захлебываясь водой.
Даниэль прекращает физическую пытку и, стянув с крючка полотенце, набрасывает на меня. Укутывает с головой.
Минутой позже, вытаскивает из душевой кабины и ставит на мягкий коврик. Дрожу перед ним, дышу сбивчиво.
Он меня обтирает, промачивает волосы, одежду. И ни говорит при этом, ни слова. Лишь глядит черными глазами, которые чувствую на себе словно снайперские прицелы.
– Идем. – Берет меня за руку.
Нехотя шлепаю за ним из ванны, затем по широкому коридору.
Входим в мою временную спальню. Хотя, где временное, там и постоянное. Больно признавать, но так и есть.
– Переоденься и поболтаем.
Замечаю на нем спортивные штаны. Висят низко на его узких подкаченных бедрах. Можно разглядеть то, чего бы приличной девушке не следовало видеть.
Отворачиваюсь от него, даже не прося его выйти или закрыть глаза. Стягиваю мокрые вещи, бросаю кучкой у кровати. Надеваю любезно предоставленную шелковую пижаму и предстаю перед Даниэлем в обновленном виде.
– Аппетитная задница у тебя, Ипатова.
Выдает себя с потрохами. Да и не скрывает похотливой улыбочки. Ничуть не удивляюсь. Как был кобелем, так и остался. Ни чин, ни обязанности не меняют его животной натуры.
– Спасибо.
Скрещиваю руки под грудью. Обороняюсь тем самым от него. Да и от всего мира, в котором сейчас вынуждена находиться.
– Почему ты до сих пор не подписала контракт?
Бумажки с золотым зажимом лежат на комоде, как и всё время до нашего прихода. И плевать мне на них. А вот извинения очень бы хотела услышать. Правда.
– Не хочешь попросить у меня прощения?
Немного приподнимаю брови. Дани в ответ откидывает голову. Нахальный взор не содержит и капли жалости. Одна самоуверенность и власть.
– Прощение? – подхватывает, чертовы бумажки и шагает ко мне. – Ты сама хоть что–нибудь знаешь о прощении?
Лицом к лицу с ним. По ощущениям, мокрые волосы заряжаются электричеством, и скоро я отправлюсь на тот свет.
– Ты поступил гадко, Даниэль. И не только сегодня. И будь ты настоящим мужчиной, то…
Прикладывает палец к моим приоткрытым от незаконченной фразы губам.
– Прежде чем говорить, думай, Пигалица. И очень хорошо, думай. Я ни за что не потерплю оскорбления и финты подобные тому, что ты выкинула несколько минут назад. Уважай меня и слушайся. И тебе ничего не будет угрожать.
Раненую пятку пронзает болезненный импульс. Отнимаю ее от пола, не показывая Дани и тени дискомфорта.
– Почему ты такой? – я трезва, но пьянею от терпкого мужского запаха. И от отпускающего поводья адреналина. – Я помню тебя другим. Все обсуждали твои романы, приключения и втайне завидовали свободе, которой ты дышишь. А сейчас ты…
– Тот, кем всегда должен был быть. И хватит сентиментальностей. Тошнит от них уже.
