Я поморщилась, опять она говорит, что Кабир меня полюбит. Из ненависти не рождается любовь, особенно из такой, как у Кабира ко мне.
Но лучше заняться танцами, чем провести очередной вечер, томясь бездельем.
Басима задавала ритм хлопками и показывала мне движения, сначала простые, учила вращать бедрами. У меня получалось скверно, танцы явно не мое. Меня всегда больше влекли книги, я была домашним ребенком.
Пока мы занимались, хохоча до слез, за окном стемнело. Бежали минуты, часы, почти стукнуло десять, когда мы, усталые и довольные, вдруг поняли, что слуги, которые обычно приносили ужин, так и не пришли, а внешняя дверь, ведущая в сад, осталась открытой.
– Дина, это ловушка. Наверняка про тебя узнали жены и наложницы, ты не представляешь, какими коварными они могут быть. – Басима схватила меня за запястье, не давая выйти в большой сад, тонувший во мраке и тишине. Только где-то в глубине фыркали огромные хищные кошки.
Мне стоило огромного усилия заставить себя закрыть дверь и не выйти в сад. Я улыбнулась подруге, язык не поворачивался назвать девушку служанкой.
– Идем спать, скорее всего, про нас просто забыли, но если ты права, то я не помогу ни себе, ни другу, попав в ловушку, так? – сказала я с горечью, сердце рвалось на волю. В мечтах я уже нашла Ивана, освободила, и мы, как разбойники, сбежали в пустыню на краденых верблюдах.
Басима вздохнула с облегчением, мы отошли на несколько шагов от входа, когда дверь резко распахнулась и на пороге появились двое здоровенных мужчин в белых рубахах и штанах. Они согнулись в низком поклоне, пропуская вперед миниатюрную женщину чуть за тридцать, поразительно красивую, с ореховыми глазами, густыми черными волосами, собранными в замысловатую прическу, и пухлыми чувственными губами.
За ее спиной показался высокий толстый мужчина с густой черной бородой и гладко выбритой головой. Увидев нас, он пророкотал:
– На колени перед госпожой Маликой, старшей женой Кабира ибн Омара аль-Сетифа.
Басима упала на колени и низко склонила голову, боясь оторвать взгляд от пола. Я продолжала стоять, не собираясь ни перед кем преклонять колени, ни перед Кабиром, ни перед его женой, хоть старшей, хоть первой, хоть десятой. Наоборот, я вздернула подбородок и посмотрела прямо на нее.
На безупречном лице промелькнуло недовольство, красивые губы сложились в понимающую презрительную усмешку.
Бородатый толстяк подошел ко мне и положил на плечо огромную лапищу, надавил с силой, заставляя опуститься на пол. Я не пошевелилась:
– Как ты смеешь дерзить первой жене господина, неверная? – От возмущения у него задрожали борода и необъятное брюхо. Он замахнулся и ударил меня по губам раскрытой ладонью, сильно.
Нижняя губа лопнула, и из ранки полилась кровь. От неожиданности я не успела закрыться, вырваться или убежать. Двое слуг Малики подбежали ко мне и заломили руки за спину, заставили опуститься на колени, низко склониться к самому полу. Я ничего не видела, кроме голубой керамической плитки, украшенной голубым цветком лотоса. Волосы выбились из-под платка и волной упали на пол. От боли на глазах выступили слезы.
Малика подошла ближе, встав на золотистые пряди. Это единственное, что я видела, – бархатные, вышитые золотом и украшенные жемчугом изящные туфельки.
– Неверная из страны варваров не знает своего места, госпожа, – прогудел над головой бородатый.
