– Может, ты сам напишешь? – взмолилась она. – У тебя лучше получается. Заодно и посмотришь, чтобы моя речь твоей соответствовала…
– Нет уж! – отрезал он. – Насколько мне известно, ты общественной работой толком-то и не занималась – пора бы и поучиться. Если сделаешь так, как я сказал, все у тебя отлично выйдет. А чужую речь по бумажке читать…
– Да я выучу! – воскликнула она.
– Три дня тебе хватит? – Разговор был закончен.
Она выпросила у него неделю. И по прошествии этой недели вновь переписанный текст не вызвал у него практически никаких возражений. Буркнув что-то по поводу «ребяческой восторженности», он скрепил три листа ее речи скрепкой и, попросив ее написать сверху свою фамилию, небрежно бросил: – Оставляй, я сам твой текст в деканат занесу, вместе со своим.
– Зачем? – насторожилась она.
– Лучше, чтобы их там посмотрели, – ответил он, словно это само собой разумелось. – Сюрпризы ни им, ни нам не нужны. Да ты не волнуйся – я уверен, что одобрят, не в первый раз пишу. – Помолчав, он добавил: – У меня к тебе еще один вопрос есть.
– Да? – замерла она в недобром предчувствии.
– Выходи за меня замуж, – негромко проговорил он.
Ей показалось, что она ослышалась.
– Что?
– Я предлагаю тебе выйти за меня замуж, – повторил он, все так же тихо, но отчетливо выговаривая слова.
– Почему? – вырвалось у нее прежде, чем она успела подумать.
– Ты мне очень нравишься, – с готовностью отозвался он, – и мне кажется, что и я тебе не противен.
– Да ты же меня совсем не знаешь! – воскликнула она.
– Ну почему же не знаю, – загадочно усмехнулся он. – Я к тебе уже давно приглядываюсь.
Она нахмурилась. Это что еще за рыцарские романы во второй половине двадцатого века?
– Допустим, – медленно произнесла она, поджимая губы, – но мне как-то не случилось к тебе… приглядываться.
– Да ну? – весело удивился он. – А мне показалось, что мы с тобой летом отлично общий язык нашли.
– Да мы же и говорили всего пару раз, – растерялась она.
– Вот я и предлагаю – если ты не против, конечно – проводить тебя сегодня домой, – с готовностью подхватил он.
От неожиданности она согласилась.
С тех пор они встречались практически каждый день. Даже когда она оставалась дома, чтобы писать диплом, он подъезжал вечером, и они гуляли где-нибудь час-полтора. Говорил, в основном, он – запомнил, видимо, ее слова о том, что они друг друга совсем не знают. О прошлом своем, о родном городке, о семье он рассказывал мало – упомянул только, что у него есть еще двое младших братьев, и что родителям некогда было особое внимание ему уделять. Куда чаще делился он с ней своими планами на будущее. И звучали они впечатляюще.
Он уже точно знал, где будет работать – получив направление на учебу от завода, он должен был туда вернуться и отработать положенные три года. Но останавливаться на этом он не собирался. Так же, как и не собирался он бросать общественную работу – она дает возможность обзавестись полезными связями и открывает хорошие перспективы, как он выразился. В его словах звучала такая целеустремленность, что она даже позавидовала. Вот надо же – а она всегда сегодняшним днем живет: куда распределят, туда и пойдет работать, а там – как получится.
Не менее четко он представлял себе свое будущее на личном фронте.
– Я хочу, чтобы у меня была крепкая, надежная семья, – говорил он. – Я в лепешку расшибусь, чтобы она ни в чем не нуждалась, и мне только нужно, чтобы я всегда мог найти в ней понимание и поддержку.
