– Ангелоиды умеют страдать?
– Люди считают, что боль и страх смерти делают человечными. Мы их не разочаровываем, – ответил он кратко.
– Человечность из-под палки, – ответил я. – В них, я имею в виду.
– На то и люди, чтобы ходить битыми, – промурлыкал Амадей. – Рабы всего, вплоть до обстоятельств. И так до самого финала.
Это слово вызвало во мне ассоциации.
– Други, вы, собственно, что – со мной закончили? В литературе говорится, что меня обратно напоить надо.
– Ну, при первом знакомстве мы как раз это и сделали. С избытком.
Амадей был прав – это я знал еще до вопроса.
– И еще научить охотиться. Так?
– Уж это теперь лежит всецело на Марии.
Я почувствовал, что моя слабость выросла раз в сто, а, может быть, и в двести.
– Она же этот… эскуайе. Оруженосец рыцаря. Вы меня еще до удаления прежней головы так именовали.
Разумеется, я перепутал ступени, взяв тоном выше. Эсквайром назвала меня моя прекрасная леди, которой нынче присвоили именно первый титул. И означал он всемерную помощь избранному ей кавалеру.
Что делать, что делать…
И эта малявка будет учить меня кровопийству?
Вначале, однако, она преподала мне урок моды.
– Весна, без большой нужды тёплые дафлы не надо носить, – сказала она. – Только если как форму и знак отличия. Вот тренчи, плащи такие с поясом, накладными карманами и погончиками – то, что нам надо. Нуар, чёрный стиль. Никакой высоколобости.
– Ага. Шляпа, очки, кольт, – подхватил я.
– В чернолаковой сумочке, – подхватила она. – И рядом – патрончик с ярко-красной губной помадой…
– … надорванная пачка сигарет и зажигалка.
– Ты разве красишь губы?
– А ты… вы разве курите?
– Ты. А насчет курева…
Она была права. Все мои дурные привычки отшибло напрочь.
Одежду нам приволок незаменимый Хельм. Брюки и водолазки. Габардиновые тренчи, мужской и женский. Серые, слегка обмятые по фигуре и – ужасно! – с пластиковыми пряжками и пуговицами. Мягкие до бесформенности береты. Туфли со шнурками. И никакого оружия.
– Оружие – мы сами, – сказала она.
– Чудесно звучит. Сущий дохляк и подросток.
– Туда, где есть люди, мы сегодня не пойдем, гер… Пабло, – ответила она. – Хотя пока всё равно будем под надзором старших.
Когда мы поднырнули под низкий пролет выхода, первое, что я увидел, – низкие холмы. Потом до меня дошло, что это развалины домов и крепостей. Они обратились в щебень и песок, их затянуло бурьяном, кустарником, хилыми березками и осинками – такие деревца обыкновенно вылупляются на балконах старых домов. Однако в глубине их я угадывал осколки руин, из руин же в моём воображении вставали горделивые очертания былых зданий.
А за холмами сияла озерная гладь. Та самая, в которую опускалось тогда вечернее солнце.
Озеро холодное и беззвёздное, как и небо, где еле был виден кружевной призрак месяца и одна-единственная звезда. Геспер, охраняющий сад Гесперид. Или то была его аватара по имени Фосфор?
– Весь исторический центр города обрушился, – кивнула Мария, прижавшись к моему локтю. – Давно. Ты не знал?
– Никто из людей не знал. Военные оцепили место и поставили бетонный забор в три метра вышиной. Говорили, старинная бомба грохнула.
– Там всё было источено как червем – ходы, подземелья, тайники… Диггеры предупреждали лет двадцать подряд. Кажется, и в самом деле что-то взорвалось, меня не очень это волновало.
– Меня тоже. Доходили одни сплетни, знаешь. А потом начались проблемы. Что в столице не однажды побывала чума, все знали. Но с той, которая вышла из развалин вместе с рукописями, уже невозможно было справиться.
