– Скажу, что замаливал свои грехи, они и отвяжутся.
– А если не отвяжутся?
– Тогда скажу, что замаливал их грехи. Должно подействовать.
Отец Никодим неопределенно хмыкнул.
– Ну подъезжай. Вместе грехи начальства замаливать будем. Ох, чую, трудно с тобой Станиславу Николаевичу приходится.
– Ценных сотрудников надо лелеять, холить и терпеть все их выкрутасы…
– Жду, – пресек трепотню лейтенанта батюшка, прерывая вызов.
Валентина отец Никодим встретил у ворот церковного двора и, знаком велев не вылезать из машины, сам подсел к нему на переднее сиденье.
– Так какие проблемы, батюшка? – спросил юноша, как только священник, подобрав полы рясы, захлопнул за собой дверцу машины.
– Тут такое дело, Валентин… – Отец Никодим запнулся, явно не зная, как начать разговор, задумчиво погладил свою начинающую седеть бороду. – …Только не подумай, что я пытаюсь тебя вовлечь в наши церковные… как бы это поделикатнее выразиться…
– Разборки, – подсказал Валентин.
– Да, именно разборки.
– Опять секты на горизонте нарисовались? – участливо спросил парень.
– Не совсем. Тут другое. Ты про Глафиру Рамодановскую слышал?
– Краем уха. Вроде как старица такая объявилась. Чуть ли не за святую почитают.
– Не старица она, а дитя. Совсем еще дитя. Восьми лет от роду. А старец при ней есть. Они вместе по больницам ходят. Самых безнадежных больных навещают со словами утешения. Молитвы читают. А старец еще и исповедует, и отпущение грехов дает, хотя права такого не имеет, так как не рукоположен церковью. Я один раз на такой процедуре присутствовал. Слушал девочку. Вроде и молитвы она читает правильно, и говорит от души, а вот чувствую, что что-то здесь не то! Сомневаюсь я, что ее молитвы во благо страждущим идут.
– Да в чем проблема-то?
– Умирают эти больные. Сразу после исповеди и последних слов утешения умирают. Обычно на последней исповеди люди плачут, просят замолить перед Богом свои грехи, но богу душу отдают после слов утешения не сразу! Вернее, скажу так: не все умирают сразу, а все, кого эта так называемая святая Глафира Рамодановская посещает, прямо после исповеди богу душу отдают. Со счастливой улыбкой на устах в мир иной уходят. Неестественно это.
– Ничего себе утешительница! Да это ангел смерти какой-то. Почему тогда ее святой зовут?
– А она не только последнее утешение умирающим приносит. Некоторых со смертного одра поднимает, и у врачей потом глаза на лоб лезут. Полное излечение. Причем молниеносное излечение. А однажды уже официально признанного умершим человека к жизни вернула.
– Ух ты-ы! Похоже на второе пришествие Христа. Правда, Христос в юбке…
– Сам бы во второе пришествие поверил, – перебил Валентина отец Никодим, – если б она со смертного одра всех подряд поднимала. Эта якобы святая с того света возвращает только очень состоятельных людей. И, как я подозреваю, небезвозмездно.
– А это уже незаконное предпринимательство. Надо на них налоговую натравить. Пусть лицензию проверят.
– Валентин, я же с тобой серьезно говорю, – расстроился отец Никодим.
– И я серьезно. Кстати, что собой представляет этот старец? Наверняка ведь именно он занимается финансовыми операциями. Вряд ли у девочки на это ума хватит.
– Он зовет себя Серафимом Сварожским. К официальной церкви отношения не имеет, я уже проверил. Данных о нем очень мало, но, судя по тому, что крестится двум перстами, из староверов старец. В районе Сварожской гати есть несколько староверческих скитов.
