И пару я себе возьму,
«Трубу» ведь заряжать не быстро,
Из них стреляйте по нему.
Но, лишь когда корму покажет,
В лоб – только зря будешь стрелять,
Смотрит в бинокль и вещает:
– Левее восемь, вперед пять.
Мины ложатся совсем рядом,
Скорей всего скоро пойдет,
Быстрей ползите к тому камню,
Установите свой расчет.
Завел машину, ехал задом,
К горевшей технике своей,
В которой потерял он сразу,
Десять проверенных людей.
Двоих живых он обнаружил,
Возле горящей БМП,
Один без ног и без сознанья,
Другой с одной рукой в руке.
Смог обколоть ее морфином,
И кровь жгутом остановить.
– Могу стрелять из пулемета…
Солдат пытался доложить.
– На жгут, морфин, займись вот этим,
Не то он кровью истечет,
Шанс не велик с гранатометом,
После пойдешь за пулемет.
А, Алабама и товарищ,
Ползли с железом на спине,
Тот был крупней, тащил треногу,
С гранатометом на ремне.
Труба досталась Алабаме,
И РПГ был за спиной.
«Еще чуть-чуть и вот он камень,
Прикрыть он сможет нас собой».
Танк, в самом деле, снялся с места,
Сержант по рации: – Огонь!
Противник дал нам шанс, ребята,
Мчится по полю словно конь!
Один, второй, и оба мимо.
Да, расстоянье велико,
Если б стреляли на ученьях,
Сержант сказал бы: «в молоко».
А кэп попал, но неудачно,
Фару «луна» он с башни снес,
И вновь танк стал недосягаем,
Все дело, осложнив всерьез.
Спустя минуту выстрел танка,
«Хаммер» подбросил над землей,
Сержант умолк, соединился,
Со своей взводною семьей.
В прицел увидел Алабама,
Как покидает место танк,
«Вот это да, остановился,
Кумулятив в трубе – ва-банк!»
Танкисты вылезли на башню,
Смотрят в бинокль по одному,
«Секунды вам, враги, остались,
Лишь перекрестия сведу».
Но вдруг, танкист расчет заметил,
Предупредив всех, прыгнул в танк,
И башня в сторону расчета,
Вдруг повернулась… «Да, ва-банк».
Кресты сошлись на русском танке,
И Алабама «пуск» нажал,
В прицел, увидев пыль и вспышку,
Как дым из пушки вытекал.
«Все же успел…» Мелькнули мысли.
«Какой хороший механизм,
Что танк так быстро заряжает,
И его создал коммунизм…»
Страшный удар в глаза и уши,
Адская боль, то свет, то тьма,
Открыл глаза, земля дымилась,
Лежала рядом голова.
И хаотично был разбросан,
Кишечник этой головы,
Чужим жильем нутро запахло,
Глаза закрылись. «Мы мертвы…»
В неописуемом блаженстве,
Не познанным за столько лет,
Он поднимался над телами,
Его тянул небесный свет.
***
А в пятисотметровой зоне,
Без башни танк стоял в огне,
Владимира несли по полю,
Поочередно на спине.
Сильный удар пришелся в башню,
В лоб с командирской стороны,
Кумулятив промыл дыру в ней,
Внутрь вплеснув поток брони.
Кровь из ушей, ожоги тела,
Контузия и боли шок,
Но экипаж не растерялся,
Быстро товарища извлек.
Танк запылал, комплект взорвался,
Башня поднялась на огне,
И он, теряющий сознание,
Смотрел на все словно во сне.
Как бы в замедлившихся кадрах,
Упала рядом, пыль подняв,
И все кто мог, перекрестились,
За Божье чудо все приняв.
– Чудом успели, да, Серега?
– Доли секунды, правда, кэп.
Значит, не зря достать рискнули,
Чуть не сгорел, хотя ослеп…
– Нет, не ослеп, глаза я видел,
Он просто сильно обгорел.
Так что, не зря все, потащили,
У каждого здесь свой удел.
Уже он видел не глазами,
Боль отключилась, он взлетел,
Тоннель светился ярким светом,
И он в него войти хотел.
С улыбкой тело провожая,
Что нес по полю его кэп,
Он от блаженства отключился,
От света яркого ослеп…
***
Открыл глаза, белым бело все.
«Толи тоннель, толи просвет»,
Не было стен и все светилось,
Пошел вперед на этот свет.
