Анимус - страница 3

Все ещё помню, какой приторной она была, когда я ела ее дома, запивая минералкой. Зубы сводило. Потом я научила его различать газировку от минералки, ибо он сливал эти понятия, называя разные вещи одним названием. Он был словно не от мира сего, но, наверное, именно по этой причине я подарила ему своё сердце, чтобы однажды он смог разорвать его в клочья. Пусть и не по своей вине.

Я нахожу свитер Маттео, который мы покупали в Осло. Там было холодно, и мы постоянно мёрзли от макушки до пальцев ног, кутаясь крепче в шарфы и надевая внушительных размеров перчатки. Там подавали вкусное тушеное мясо и хорошее пиво.

Свитер в затяжках, темно-коричневого цвета, большой и колючий, всё еще хранил часть тепла человека, которого больше не было. Он часто носил его дома, когда отопление отключали в положенное время, а холода задерживались в Питере ещё на пару месяцев, терроризируя жителей города. Заморозки покидали вторую столицу нехотя и медленно, не торопясь, заставляя мёрзнуть утром и злиться по этой же причине вечерами. Маттео грел меня горячим кофе поутру и сливовым вином ночью. Мы часто проливали его на колени, не в силах насытиться друг другом, и в порыве ярости выплескивали на поверхность стола. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что, знай я все заранее, мы бы не тратили отведённое нам время на разногласия.

Почему судьба подарила нам так мало возможностей? Когда его не стало, я думала, что мне хочется лечь рядом, подобно тому, как в средневековье жены обретали покой вместе со своими супругами, преклоняясь родной земле. Сейчас не то чтобы стало легче, но из острой боль стала хронической. Не раздирала изнутри, а просто ныла на погоду, потому что в моем мире начались бесконечные дожди.

Я стала не любить просыпаться по утрам. В квартире ещё холоднее и тёплые цвета в интерьере больше не способны были компенсировать погоду за окном. Я где-то вычитала, что желтый поднимает настроение. Поэтому покупаю у приветливого старика с большими руками, испачканными чёрным, банку краски самого яркого цвета, который кто-то заумно назвал «лимонный щербет». Он делает мне скидку, надеясь развеселить, и шутит о том, что я напоминаю ему какую-то актрису, имя которой вспомнить он не может из-за своих провалов в памяти.

Возвращаясь домой, я откупориваю бутылку малиновой газировки, от которой неприятно покалывает в носу, и выкрашиваю стены в цвет лимонной корки, свежей и сочной. На фоне мягких оттенков нашей спальни желтый несуразным пястном разливается в комнате, выглядя, подобно порталу в новую жизнь, где нет боли и все спокойно, но суть в том, что, сколько бы ты не бился об камень, ничего, кроме ушибов, не обретёшь. Поэтому что-то новое сейчас недосягаемо для меня: оно есть где-то, ты видишь его и смиряешься, не имея возможности коснуться.

Краска просыхает долго. Приходится открывать окна и ворочаться ночью. Противоположная часть кровати все ещё пахнет Маттео. Свежестью, первыми заморозками, хрустящим снегом и уверенностью в завтрашнем дне, которую отняли, ничего не дав взамен в качестве компенсации.

Мне хочется написать создателю той самой статьи гневное письмо на Email, оставить шквал оскорбительных отзывов в комментариях, но я сдерживаю этот ребяческий порыв, зная, что пустоту это не заполнит. «Желтый – это к расставанию», – говорил он, смотря на мой новый маникюр. Он был прав, именно поэтому, выкрашивая стены в яркий до боли в глазах оттенок, я расстаюсь со всем, что имею в своей жизни.