– Да, – улыбнулась Ингигерда, – тогда я предложила ему решить спор военным поединком со мной, но Мстислав ответил, что с женщинами он бороться не привык, – и уступил тебе.
Ты считаешь, что от него для тебя до сих пор сохраняется угроза? Тем не менее, в прошлом году он принял участие в твоем победоносном походе в Полонию.
– Но не из-за братской любви, а ради богатой добычи. В том походе он захватил и пригнал на свои земли очень много пленных поляков, значительно увеличив число своих рабов.
– Что ж, думаю, Мстислава тебе бояться нечего. Если бы он хотел, уже не раз бы попытался захватить киевский престол. Не случайно же его все кличут Храбрым. Поэтому подумай, не пора ли нам перебираться в Киев. А то не гоже великому князю в Новгороде отсиживаться.
Заметив, что последние слова Ярославу не понравились и у него от злости заходили желваки на скулах, Ингигерда постаралась отвлечь мужа, положив свою руку на его, и спросила, не опуская глаз:
– А что ты думаешь по нашему первенцу? Ему уже тринадцатый год пошел.
– Да тут и думать нечего. Как четырнадцать лет исполнится, посажу на княжение в Новгороде.
– А не слишком ли мал он будет для этого?
– Так ведь он не сам управлять княжеством будет. Пока не подрастёт, ему будут помогать воевода Вышата и епископ Лука Жидята. Из Владимира выйдет отважный воин и благочестивый христианин, а также достойный преемник киевского престола.
– Долго дома пробудешь? – тихо спросила Ингигерда, припав к груди супруга.
Ярослав прижал ее к себе и, поцеловав в голову, ответил не сразу.
– Отдохну немного, – наконец сказал он, – и, добавив поляков к местным жителям и дав им в подмогу бойцов из своей дружины, начну ставить новые города в Поросье,20 чтобы защитить юго-западные границы Киевского княжества от набегов кочевников. Может, придется принять бой от печенегов. Никто не знает, когда и где они нападут. А ещё нужно ещё закончить в Новгороде Поморонь двор для скандинавских наёмников и Двор для северных купцов.
– Да, надо разрастаться городу, – согласилась Ингигерда. – Вон уже рядом с нашим Княжим двором появились дворы-усадьбы огнищан, дружинников и княжих мужей.
– А я для тебя пять новых рубашек пошила, – продолжила она, неожиданно перейдя на другую тему. – И дети по тебе скучали, особенно мальчишки.
– Ты меня хоть немного полюбила? – неожиданно спросил Ярослав. – Или по-прежнему сохнешь по Олафу Харальдссону?
– Да за столько лет я уж и забыла, что была влюблена в него. А вот к тебе привыкла и сроднилась с тобой. Скучаю, когда тебя нет, а иногда по ночам и тоскую. Так что не знаю, какие чувства к тебе испытываю.
– Ну хотя бы так. А ты мне очень дорога, моя голубка. Я постоянно о тебе в походах думаю, спешу домой, чтобы быстрее обнять тебя, насладиться твоим белым и мягким телом. Да и твоего ума, бывает, мне не достает: ведь знаю, что твои советы мне не раз помогали.
И красавица ты у меня, каких мало. Вот сидел за столом и тобой незаметно любовался. Ты мне семерых детей родила, а осталась такой же тонкой, гибкой веточкой, как в тот день, когда я тебя впервые увидел. Вот сейчас схватил бы тебя на руки и унес в свои покои.
– Да нельзя нам этого делать. Две недели только, как разродилась.
– Знаю. Но я тебе желание своё высказал.
– Если чресла беспокоят, возьми себе на ночь кого-то из дворовых девок. Никто из них князю не откажет.
– Наверное, так и сделаю. Завтра. А сегодня спать лягу. Трудными были последние дни. Немолодой уже, уставать стал. Как-никак, а пятьдесят четыре года уже.
