– У меня есть еще Песня, в которой посланец влюбленного, признаваясь Даме в любви, помогает тем самым влюбленному. Не спеть ли ее мне?
Получив согласие, он пробежал пальцами по струнам и его бархатный голос наполнил залу:
«Я, Дама, послан как курьер
Тем, кто, стремясь попасть в ваш дом,
Решил меня избрать гонцом,
Чтоб я его сердечный пыл,
Который он от вас таил,
Мог передать вам, например,
В таких возвышенных стихах:
«Чем одарен ваш кавалер,
Того не сыщете ни в ком.
Звездой счастливою ведом,
Он столько доблестей и сил
В своей душе соединил,
Что вашей нелюбви барьер
Падет, рассыпавшись вдруг в прах.
Он принимает столько мер
Для встречи. Так он к вам влеком,
Что думать ни о чем другом
Не может. С вами честен был
И над любовью не шутил,
И вот, учтивых раб манер,
Отныне он у вас в руках».
Эта песня оказалась последней каплей, переполнившей чашу терпения всех присутствовавших в зале. Множество взглядов устремилось сначала на Рауля де Крепи, потом на королеву и снова на графа. Однако на его лице не дрогнул ни один мускул, хотя Анна почувствовала, как румянец проявился на ее щеках.
– Браво, – громко сказал Рауль, дважды хлопнув в ладоши. – А балладу какую-нибудь ты знаешь, чтобы затронула души присутствующих здесь дам? Они любят любовные истории с печальным концом.
Трубадур на мгновение задумался, а потом спросил:
– Баллада о Тристане и Изольде подойдет?
– Как решит королева, – ответил граф, посмотрев на неё.
Анна несколько помедлила, не зная, чего ждать от этой баллады, но, увидев, как оживились женские лица в зале, кивнула, разрешив начать исполнение.
Под звуки приятной мелодии прозвучало начало повести о двух любовниках:
«Твое дыхание – весенний ветер,
Слезы – соль моря.
Мысли твои – облака,
Что плывут печально по небу,
А глаза – цветы на лужайке…»
Музыка напоминала журчание ручейка. По всему было видно, что Барзэлеми старался сегодня превзойти самого себя. Ему поднесли с королевского стола полную чашу красного бургундского, но он отказался, так как эта песня опьяняла его без вина. Он воссоздавал голосом и интонацией образы, которые рождались где-то в самой глубине его сердца, которое он хотел распахнуть перед женщиной, поразившей его воображение.
Из его уст звучали самые простые слова: дерево, ручей, пряжа, дуб… Но кто-то невидимый дал певцу такую власть, что из этих простых слов слагалась возвышенная песня, волнующая души всех, кто ее слушал.
Молодой трубадур создавал своим пением особый мир, в который могли проникнуть только люди, сердца которых способны на нежные чувства. Барзэлеми рассказывал историю двух любящих сердец так проникновенно, что даже граф Валуа под воздействием взявшей его в плен светлой грусти впервые в жизни, подумал, что на свете существуют более важные вещи, чем военные походы, ночные набеги или охота.
Анна, ничего не видя перед собой, слышала только слова:
«В этот быстрый ручей
Тристан бросал кусочки коры.
Теченье несло их в жилище Изольды.
Так условленный знак
извещал королеву,
что возлюбленный ждет
ее под развесистым дубом…»
И перед ее мысленным взором проявлялась картина: над замком Тинтагель нависла зловещая луна, побелевшая от досады; король Марк спит в своей опочивальне; прижимая руку к сердцу, едва живая от волнения, спускается по лестнице Изольда; под густой листвой могучего дерева стоит Тристан, не сводя глаз с темноты, из которой в своем светлом одеянии появляется королева, протягивая к любимому свои изящные руки…
