Опомнилась она уже в трамвае. «Что я наделала? Боже, что теперь будет?» – все еще сжимая в ладони проклятую подвеску, бормотала Ирина, пытаясь унять бешено стучащее сердце, пока к ней не подошел кондуктор. Лишь тогда она окончательно опомнилась. Незаметно сунула в карман драгоценность и заплатила за проезд.
Идти домой она побоялась. Павлова наверняка уже вызвала полицию. Надо ехать к Алексею! Трясясь в неторопливо идущем трамвае, Ирина постепенно успокоилась. Никто ее не хватал, за ней по пятам не спешила погоня, оглашая улицу свистками полицейских. Никто не обращал на нее внимания. Незаметно место слепого страха заняла способность спокойно рассуждать, и Ирина задумалась. «Меня никто не видел в особняке. О том, что я хотела встретиться с Павловой и Дандре, знает только Нина, но ей я могу сказать, что подождала Дандре возле кабинета и, не дождавшись, ушла. Она поверит».
Если сейчас и обнаружилась пропажа, то прежде всего опросят слуг. Затем вызовут полицию. Обыщут дом, еще раз опросят прислугу, затем садовника, проверят, не забрался ли в дом воришка. О том, что она собиралась пройти в офис, узнают только завтра во время репетиции, тогда же наверняка опросят артистов труппы. Но, зная Павлову, можно с уверенностью сказать, что она будет защищать своих танцоров. В общем, если какие-то подозрения на ее счет и возникнут, то не раньше завтрашнего полудня. А значит… Значит, ей надо немедленно уехать! В Париж!
Точно. Она сейчас же едет к Алексею, они собираются и завтра рано утром отбывают во Францию. Они все равно туда собирались через неделю. Что ж, уедут пораньше! Лицо Ирины прояснилось.
– Ирина! Не ждал тебя так рано. Что-то случилось? – Алексей встретил ее в одной рубашке без галстука, со взъерошенными волосами. Было сразу ясно, что она оторвала его от работы.
– Завтра мы уезжаем в Париж, – прямо с порога заявила Ирина.
– Вы с труппой? У вас выступление? А как же гастроли? – попытался разобраться Алексей.
– Глупенький, – ласково поцеловав его в щеку, промурлыкала Ирина. – Никаких гастролей. Я ушла из труппы. Едем мы с тобой!
– Как, прямо завтра? Что за ерунда, ты, наверное, шутишь? – идя за ней в комнату, переспрашивал Алексей.
– Да нет же. Я абсолютно серьезно. Мы же собирались в Париж. Ну вот и поедем, только чуть раньше, – устраиваясь в кресле, проговорила Ирина.
– Но это невозможно. У меня еще есть дела, обязательства. Надо уладить массу вопросов, собрать багаж, рассчитаться с квартирой, и вообще… К чему такая спешка? – пристраиваясь у стола напротив Ирины, допытывался Алексей.
Он был высок ростом, худ, некрасив, но мил, несколько флегматичен, но бесконечно добр, щедр и, главное, терпелив. Терпение в общении с такой капризной и взбалмошной особой, как Ирина, было, пожалуй, наиглавнейшим человеческим достоинством. Алексей им обладал. А еще он был талантливым инженером и неплохо зарабатывал, что тоже, согласитесь, немаловажно. И Ирина эти качества в женихе ценила. Но были в нем все же и не очень удобные свойства, например дотошность, или, как он это называл, обстоятельность. Вот и сейчас было абсолютно ясно, что он не успокоится, пока не выяснит, почему нужно уезжать так поспешно. Необходимо было что-то срочно придумать.
– Понимаешь, я потеряла контракт, который подписывала при поступлении в труппу, и поэтому не знаю, что будет, если я просто так вот возьму и не поеду на гастроли в Австралию. Может, мне придется заплатить огромный штраф или отработать эти гастроли, – начала объяснять Ирина, состроив при этом жалобную озабоченную мину. – А я вообще не хочу больше туда возвращаться. Павлова снова сегодня ко мне придиралась. Я больше не желаю это терпеть! И поэтому я хочу немедленно уехать.
