– Ну да. Ей же нужно было употреблять какую-то непонятную химию, – осуждать дочь он уже не боялся. Никакой иной реакции на поведение Агаты у него больше не имелось.
– Ты жесток к ней, – тяжело вздохнула женщина, стараясь не стать на сторону мужа.
– А ты к Аде. Только потому, что она позволила себе жить.
– Не хочешь помогать Агате?
– Как? Я не врач. И ты не специалист. Мы оба просто зрители её представлений. Она жаждет сорваться и снова ощутить, как она это называет, нирвану. Мы нужны как финансовая поддержка.
– Ты что предлагаешь? Бросить её? – вопросы преодолели комок в горле. Ответ измученная женщина знала.
– Положить в психоневрологический диспансер. Я устал. Ты кстати, тоже. Посмотри на себя в зеркало. Тебе пятьдесят восемь лет. Я бы дал семьдесят. Она нас убивает.
Сгорбившийся мужчина, едва несший на себя солидный возраст, отправился в комнату, чтобы урвать для себя пару часов сна.
Поверхность стола отливала чистотой. Тонкие пальцы с короткими ногтями рисовали на ней невидимые узоры. Тихо игравшая музыка помогала отрешиться от окружающего мира.
– Девушка, мы только открылись, так что могу предложить исключительно напитки, – в отсутствии официантки, хронически опаздывавшей каждую смену, бармен лично принимал заказы у рано проснувшихся посетителей.
– Мне кофе.
Она не подняла на него глаза, но он счел этот жест вовсе не игнорированием обслуживающего персонала, а признанием в катастрофически подавленном настроении. Вернулся он с маленьким подносом, на котором одиноко стояла крошечная чашка.
– Девушка, ваш заказ, – он смотрел на рыжеволосую посетительницу в ожидании реакции.
– Ой, спасибо, – она вскинула на него глаза и слегка подняла вверх уголки губ. Улыбка не получилась.
– У вас что-то случилось?
– Да. Нет, не беспокойтесь.
– Первый ваш ответ был правдивым. Вы, если что обращайтесь, я вон там обычно нахожусь, – он показал рукой в сторону барной стойки и направился за свое рабочее место, чтобы наблюдать за понравившейся ему девушкой и любым, кто войдет в зал, чтобы остаться за столиком наедине с личной проблемой.
Стабильные показания позволяли бездействовать. Ему казалось странным, что состояние погруженной не отражается на датчиках. В журнале наблюдений появилась сдержанная запись.
«Не противится».
Прочитав написанное, он задумался. За период времени, проведенный в Башне, ему приходилось отмечать самые разнообразные реакции на более незначительные ситуации. И только этой погруженной удавалось сохранять выдержку на краю. Она не паниковала. Не срывалась. Молчала. Принимала все, как данность. Он мог гордиться подопечной. Если она и дальше так будет себя вести, он пройдет свое испытание. При таком удачном развитии событий, ему становилось тяжело. Он знал, что должно произойти. Ничего особо страшного. Просто безрадостные дни приближались к ней. А значит и ему придется переживать. Он не понимал её. Заметив возле неё мужчину, способного внести перемены, Смотритель задумался над своими ощущениями. Он не мог ревновать. Не только не имел права, но и был лишен способности создавать такое чувство. Он опасался новых ощущений от наблюдений.
Подключившись к измерителю состояния, Смотритель нахмурился. Показатели указывали на отклонение от допустимых значений его вмешательства в управление земной судьбой погруженной. Если он достигнет критической отметки, будет отстранен, а, следовательно, отправлен в командировку. За непродолжительное пребывание в Башне он успел соскучиться по близким и по уровню, на который получил распределение. Спасти сложившуюся ситуацию с погруженной со своей стороны он не мог. Имел возможность только следить и вовремя сообщать специалистам по программным вмешательствам соответствующие коды. И этот момент он рисковал пропустить.
