Антимужчина (сборник) - страница 2

взамен кирзовых ботинок, и часы на руке – «чтобы всё, как у людей»; и своей подружке Тасе охота было подарочки дарить, и Тася будто бы от них не только не отказывалась, а наоборот, радовалась им и к Васе после них была благосклоннее… Причем грабануть-то они грабанули, но с награбленным засыпались. Васе как вдохновителю, хотя и несовершеннолетнему, обломилось пять лет отсидки, три из которых он добросовестно отбухал; остальное скостили по зачетам… Выйдя, учиться он больше не стал, однако вернулся к Тасе, которая после техникума уже работала. И она, надо отдать ей должное, его дождалась, хотя, по намекам, у нее «были варианты». Даже, похоже, сочла своим долгом дождаться и принять. В общем, они поженились, он пошел работать на стройку, им дали комнату в бараке, и начали они жить и плодиться.

Но иногда дядь-Вася исчезал на несколько месяцев.

– В командировке он – замучили мужика командировками! – говаривала тогда всем теть-Тася. Только став старше, я поняла, что «командировки» эти у него – в одно место: за решетку, потому что, отсидев однажды, он воровства не только не бросил, но и пристрастился к нему, а, кроме того – еще и к выпивке, и таскал со стройки, продавая дачникам, все, что плохо лежит: краски, рубероид, окна, двери, – пока, наконец, его не ловили и не судили. Но тюремные сроки, как правило небольшие – брать помногу он теперь опасался – заканчивались, он благополучно возвращался домой и поступал на новую стройку, чтобы снова красть.

С женой, теть-Тасей, они постоянно ругались. А то и дрались.

Старшие дети, Колька с Люськой, подросши, стали вмешиваться в родительские дрязги, разделившись по половому признаку: сын – на стороне отца, а дочь, соответственно – матери. Да они и были похожи на родителей: Колька – такой же, как отец: худой, кадыкастый, крикливый, а Люська – вся в мать: рыжая и дебелая, – так что семейка превратилась в боевой лагерь, который всегда начеку: всё вроде бы тихо, ничто не предвещает бури, и вдруг – заорали, сбежались в кучу, замахали руками! Причем борьба шла с переменным успехом: в словесных перепалках верх брала женская сторона, зато в рукопашной чаще побеждала мужская сила (но не всегда, не всегда: если дядь-Вася слишком поддатый, то верх опять-таки брали теть-Тася с Люськой).

Заметим на будущее, что постоянная вражда мужа с женой, насмешки и оскорбления там перерастали чисто семейные отношения и переносились на отношение к полу целиком, так что женской половиной семьи презиралась, оскорблялась и ненавиделась вся мужская половина человечества: пьянь, ворье, страмота и прочее, а мужской половиной, соответственно – женская: суки, свиристелки, бабьё проклятое, вплоть до нецензурных слов, – так что еще в детстве и я тоже, не говоря уж о Кате, наслушалась специфических терминов, что называется, по завязку.

Оберегая меня от этого лексикона, мама запрещала мне к ним ходить. Но, даже не бывая у них, все это можно было слышать где угодно: на лестнице, во дворе, в школе, – так что если в семь лет смысл этих ругательств я едва понимала, то годам к двенадцати весь лексикон усвоила полностью.

Однако хуже всех в их семействе было Катюше.

Обычно самого младшего, да если еще этот ребенок – девочка, в семьях любят и балуют. В той семье было не так: Катя оказалась там парией. Для этого имелись свои мотивы и обстоятельства.

Так вот, главным обстоятельством семейных раздоров был сам факт Катиного рождения. Дело в том, что родилась Катя в неурочное время, после очередной отцовой отсидки и, по его подсчетам, быть родной дочерью никак не могла. Правда, обвинить теть-Тасю было непросто: она упорно уверяла его, что