Антимужчина (сборник) - страница 5

Тогда-то и началось у них хроническое безденежье; дядь-Вася даже в заключении зарабатывал и присылал какие-то деньги, а теперь теть-Тасе с ее «инженерской» зарплатой приходилось тянуть троих. Ей уже было не до нарядов, завивки и духов; она как-то сразу сдала: стала уродливо толстой и злой, орала на детей, а под горячую руку и таскала за волосы. Однако получалось так, что больше всех раздражение ее опять изливалось на Катю. А на кого еще? Колька к тому времени вымахал выше матери и теперь, без отца, стал в открытую пить, курить и бросил школу. Правда, мать спровадила его на работу, и он пошел было, но проработал недолго – связался с дурной компанией и вскоре за какое-то воровство угодил за решетку: принял, в общем, папину эстафету. Видно, так уж получается: сыну – тащить папины грехи.

Люська, вся в теть-Тасю, была маминой любимицей и маминой же надеждой на то, что закончит школу, поступит в институт и воплотит, наконец, мамину мечту: станет «настоящим инженером», – поскольку Колька семейных надежд не оправдал, а Катерина, как у них считалось, была в отношении надежд на будущее безнадежна: «тварь» и «оторва».

Правда, теть-Тася пилила Люську за лень, потому что учиться ей не очень-то хотелось и успехами она не блистала – больше мечтала о нарядах и ломала голову над тем, как похудеть и постройнеть. Теть-Тася, зная ее слабость к нарядам, поощряла ее за пятерки подарками, и Люська ради них напрягалась, однако у них с теть-Тасей шел неимоверный по степени накала страстей торг, вплоть до скандалов: теть-Тася пыталась отделаться блузкой из комиссионки, а то и заколкой для волос, а Люська требовала кофт, джинсов и курточек, да чтобы – не фуфло. Кате же как «маленькой» приходилось донашивать Люськины вещи, и она вечно ходила во всем заношенном, а то и в откровенной рванине. Да она и привыкла к своей судьбе, которую, в общем-то, терпеливо несла. Хотя порой и взбунтовывалась.

Правда, чаще она бунтовала против другого правила. Теть-Тася теперь еще подрабатывала вечерами и потому все домашние обязанности распределила между дочками, но, стараясь беречь Люськино время, больше нагружала Катю: Катя у нее готовила ужин, мыла посуду, бегала в магазин, а Люся только делала уборку; но она и от уборки умудрялась отлынить: вернется теть-Тася вечером, а в квартире бедлам; она – только рот открыть, а Люська ей:

– Мам, мне надо сегодня домашнее сочинение писать – пусть Катька уберет! – И теть-Тася тотчас накидывалась на Катю:

– Слышь, Катька, уберись сегодня – вишь, Люське некогда!

Но если пыталась отлынить Катя, теть-Тася незамедлительно обрушивала на нее репрессии, так что Кате при родной маме досталась в доме роль Золушки. Но с ролью этой она мириться не желала и начинала хитрить: чувствуя, что вечером будут «репрессии», быстренько делала свои дела и ускользала из дома. Однако, когда она пряталась у нас, теть-Тася ее обнаруживала и гнала домой, виновато при этом улыбаясь моей маме и разводя руками:

– Вы уж нас извините, но никак она не хочет дома сидеть! У всех дети как дети, а моя – такая шалава!

– Да вы с ней поласковей, пожалуйста, она же еще ребенок, – увещевала ее мама, на что теть-Тася начинала лить на дочь напраслину: какая она у нее – в наказание за какие грехи? – бездельница, неряха и вообще исчадие ада. Мама упорно пыталась переубедить ее: Катя – хороший ребенок, просто с ней надо быть подобрее. Теть-Тася отделывалась обещанием, но обещание ее действовало только до порога своей квартиры; как только они с Катей туда входили – сразу слышались брань и треск пощечин: