Антология случайностей - страница 3



неразрывна, светла и всесильна.
Ещё дышит, жива.
Ещё теплится встречи свеча.

«Счастлива, что ты есть —…»

Счастлива, что ты есть —
шальным апрельским снегом,
жаждой полёта и ощущением неба,
стремительным и шумным «дыханием» метро,
завидной уместностью скупых мужских острот,
в восторженность детства нашим побегом,
эпистолярным трогательным женским бредом,
что в письмах к тебе,
возможно, где-то между строк.
Счастлива, что ты есть —
лаской во взгляде беглом,
в доверчивых ладонях – поцелуя следом
и десятками эскизов карандашных про…,
запахом волос твоих, тронутых «серебром»
и внезапно блуждающей по телу негой,
сном желанным, любви созидающим светом
и смелой верой в то,
что возможно всё… в свой срок.
Счастлива, что ты есть.

Дай ему веры

Господи,
дай ему силы пройти этот трудный отрезок,
не поступившись свободой жить по веленью души.
Ты проведи его через переплетенные дерзко
псевдо- и лже-аксиомы, сонма сомнений лишив.
Стань исцеляющим светом —
бальзамом для ноющих ссадин.
…Дорог он мне – бесконечно…
Вновь зажигаю свечу —
Господи,
дай ему веры, счастья обычного ради,
в шёпот сердечного стука о безусловности чувств.

Я забираю твою боль

Тепла…
так хочется тепла…
Внезапной лаской губ
украсть тебя у суеты недельных буден,
освободив банально от одежды
и вопросов лишних,
усталость снять
неробкою прелюдией прикосновений.
Скажи, ты «за»?
В ответ желание предательски «взовьётся»
пульсом взбудораженным в височной вене,
«исчезнет» время,
и станешь ты ещё податливо нежнее
от того, что непристойно безрассуден.
Я «пропаду»,
прижавшись,
обнаженная и откровенно жаждущая
не столько этой близости с тобой,
как той, что окрыляет
и добровольно подчиняет лишь одному.
Ты надо мною часто безраздельно властен.
Так хочется тепла, тебя.
А после душа твои плечи пахнут зеленью вербены
и тихим счастьем.
Быть может, вопреки кому – то,
может, и поссорившись с судьбой,
я каждым поцелуем «забираю твою боль».

Сто часов вдвоем

Вот и дожди… сезон непроходимых тротуаров,
запотевших стёкол, и «проснувшихся» зонтов;
и поцелуи наших рук
под мокрым пестрым куполом
всё неизбежнее венчают встречи.
Томленье душ
переплетается с томлением молоденькой весны
в витиеватости моих стихов,
и, жадно впитывая близкого тебя,
я расправляю крылья и взлетаю легче, легче…
Не говори, в слова не заключай гармонию минут,
ты лишь дыханием войди в меня опять.
Отдавшись безусловному порыву /нет, не тел/,
останься в утреннем молчанье тих и светел —
я слышу /сердцем/.
Я готова и хочу
так бесконечно много в этой жизни
от тебя ещё принять…
Мы оба понимаем —
сто часов вдвоем тождественны мгновенью…
или череде столетий.

Мне тебя исключительно мало

Я и без слов твоих понимаю, что вне нормы,
что странная и другая,
не похожа на тех, которые тебя любили,
разлюбили,
были и есть,
и по-детски наивно,
и по-женски несносно себя предлагая,
ролей не играю /ты способен меня, как с листа,
удивительно «чисто» прочесть/.
Мне тебя исключительно мало.
Катастрофически!
И, как правило,
сердце рвется за рамки разумного мира
не без причины:
я за стеклами офиса,
словно рыба в закрытом и тёмном аквариуме,
задыхаюсь без воздуха
/без дозы физической близости
конкретного мужчины/.

«А в воздухе разлит благословенный август…»

А в воздухе разлит благословенный август,
и закат
спускается на плечи мне ладонями твоими.
Схлестнувшиеся судьбы – наша данность:
бег назад
законно невозможен.
Заполняет снова имя
всё сердце, целиком —
звучит квартет любимых букв,
и мысли продолжают танцевать