Антонен Арто. Взрывы и бомбы. Кричащая плоть (сборник) - страница 14



Освоившись среди сюрреалистов, Арто быстро начал влиять на их общее направление. Его страстная и упорная натура плохо сочеталась с принятым доселе среди сюрреалистов ленивым созерцанием собственных снов, в поисках образов для стихов и картин. Арто привнес в объединение новые подходы и новые заботы. Его гневные инвективы против общественных и религиозных лидеров, тексты о наркомании и о физических страданиях шли вразрез со сладкими сюрреалистическими мечтаниями об идеальном обществе, полном очаровательных и покладистых женщин. В 1952 году Бретон вспоминал, как Арто «неотступно требовал» от движения создать язык, «лишенный всего, что придает ему характер украшения», – язык «губительный, сверкающий, но так, как сверкает меч»[22]. Во многих работах Арто язык действительно предстает как оружие или целый арсенал, способный нести катастрофы и разрушения; язык – это «инструмент, который еще предстоит изобрести», или «машина общественного блага».

О важной роли Арто в объединении сюрреалистов свидетельствует назначение его – 23 января 1925 года, лишь через три месяца после присоединения к группе, – директором Бюро сюрреалистических исследований. До того Бюро было открыто для публики – любой желающий мог приходить и записывать свои сны; Арто его немедленно закрыл. Он хотел, чтобы сюрреалисты занялись настоящим научным исследованием, направленным на «переоценку всех ценностей», однако сюрреалисты были не организованы, зачастую ленивы и способны на какие-то совместные действия только по прямым указаниям Бретона. В следующие три месяца работа Бюро сюрреалистических Исследований развалилась, и в апреле 1925 года оно закрылось совсем.

Это внесло свой вклад в то, что изначальная эйфория Арто по поводу присоединения к сюрреалистам стала сменяться иными чувствами. Впрочем, отчасти компенсировали его разочарование публикации во втором и третьем номерах «Сюрреалистической революции». Во втором номере, вышедшем 16 февраля 1925 года, появилась его статья в защиту опиума. В ней Арто доказывал, что наркоманы имеют право на саморазрушение – право неотчуждаемое, неподвластное закону или общественному контролю. В другой статье, в том же номере, Арто отвергал самоубийство, поскольку «я давно уже мертв – давно уже убил себя»[23]. Впрочем, самоубийство, тщательно спланированное и продуманное до последней детали, он еще соглашался одобрить. (Один из сюрреалистов, чье самоубийство, возможно, встретило бы у Арто одобрение, был Пьер Молинье, одержимый сексом фотограф и художник: к самоубийству он тщательно готовился несколько десятилетий. Молинье застрелился в 1976 году, после того, как стал импотентом. Друзья его узнали об этом по заранее обговоренному знаку: перед тем, как убить себя, он отдал в бар по соседству своего кота.) К вопросу о самоубийстве Арто вернется в 1947 году, в книге «Ван Гог, самоубитый обществом».

Редактуру третьего номера «Сюрреалистической революции» сюрреалисты передали Арто полностью. В результате вышло то же, что и с Бюро сюрреалистических исследований. Журнал должен был стать местом яростных нападок на все общественные, религиозные, медицинские явления, сюрреалистам глубоко отвратительные! Для этого Арто задумал серию открытых писем – и каждое из них должно было оскорбить адресата до глубины души. Мысль о том, чтобы кого-то оскорблять в печати, не пришлась по душе многим сюрреалистам, предпочитавшим туманную и никого не задевающую эзотерику. Бретон в составлении писем никакого участия не принимал. Позднее он напишет, что этими письмами Арто вывел объединение сюрреалистов на опасный путь – куда более пугающий и тревожный, чем памятные ощущения самого Бретона и Супо, когда они чересчур увлеклись автоматическим письмом.