Явился Каэм в сопровождении своей жены.
– Таха, наконец-то! Что говорит чаша об Антонии?
Гладкое красивое лицо осталось спокойным. Таха, жрица бога Птаха, была с раннего детства обучена скрывать эмоции.
– Лепестки лотоса образовали узор, какого я никогда не видела, дочь Ра. Я много раз бросала их в воду, но рисунок не менялся. Да, Исида одобряет Марка Антония как отца твоих детей, но это будет нелегко, и это случится не в Тарсе. В Египте, только в Египте. У него мало семени, его нужно поить соками и кормить фруктами, усиливающими мужское семя.
– Если узор незнакомый, Таха, мать моя, как ты можешь быть уверена в том, что говорят лепестки?
– Я проверила по священным папирусам, фараон. Такие толкования последний раз были записаны три тысячи лет назад.
– Должна ли я отказаться от поездки в Тарс? – спросила Клеопатра Каэма.
– Нет, фараон. У меня были видения, и они говорят, что в Тарс ехать необходимо. Антоний – это, конечно, не бог с Запада, но в нем течет та же кровь. Этого для наших планов довольно, ведь мы не хотим вырастить соперника Цезариону! Все, что ему нужно, – это сестра, на которой он сможет жениться, и несколько братьев, которые будут преданно ему подчиняться.
Вошел Цезарион, оставляя после себя воду на полу.
– Мама, я только что говорил с Квинтом Деллием, – сообщил он, плюхаясь на ложе.
Кудахтая, как курица, Хармиона бросилась за полотенцами.
– Да? Сейчас? И где это произошло? – с улыбкой поинтересовалась Клеопатра.
Большие зеленые глаза, более яркие, чем у Цезаря, но не столь проницательные, весело сощурились.
– Я пошел купаться, и он был там, шлепал по воде босиком. Можешь себе представить? Шлепал босиком! Он признался, что не умеет плавать, а значит, и не служил контуберналом. Кабинетный вояка.
– Разговор был интересный, сын мой?
– Я ввел его в заблуждение, если ты это имеешь в виду. Он заподозрил, что кто-то предупредил нас о его приезде, но, когда я уходил, он был убежден, что его приезд стал для нас сюрпризом. Подозрения возникли, когда он узнал, что мы плывем в Тарс. Я «проговорился», что в конце апреля мы обычно выводим все корабли из доков, чтобы проверить их и потренировать экипажи. «Какая удача! – сказал я. – Мы можем сразу ехать, нам не нужно тратить уйму времени на починку кораблей».
«А ему нет еще и шести лет, – подумал Сосиген. – Этого ребенка благословили все боги Египта».
– Мне не нравится слово «мы», – нахмурилась мать.
Радость на лице погасла.
– Мама! Ты не можешь! Я поеду с тобой, я непременно поеду с тобой!
– Кто-то должен править в мое отсутствие, Цезарион.
– Но не я! Я еще слишком юн!
– Ты достаточно взрослый, и хватит об этом. В Тарс ты не поедешь.
Этот приговор уязвил пятилетнего мальчика. Такую обиду может почувствовать только ребенок, когда ему не разрешают изведать что-то новое и очень желанное. Он разревелся, и мать подошла, чтобы успокоить его, но он сильно оттолкнул ее, так что она пошатнулась, и выбежал из комнаты.
– Он переживет это, – спокойно сказала Клеопатра, – ведь он сильный.
«Но не без потерь», – подумала Таха, которая увидела другого Цезариона, обиженного, лишенного отца, одинокого. Он – Цезарь, не Клеопатра, и она не понимает его. Он хотел в Тарс не для того, чтобы ходить перед всеми с важным видом как царь. Он хотел увидеть новые места, хоть ненадолго вырваться из тесного мирка, в котором живет.
Два дня спустя царский флот собрался в Большой гавани. Гигантская баржа «Филопатор» была пришвартована к пристани в небольшом рукаве, называемом Царской гаванью.
