– Ну ступай, матери передавай привет.
Домой я не шел, а плыл по асфальтовым рекам. В животе поселились насекомые, которые щекотали меня своими лапками. Мое тело было воздушным, как сахарная вата. Несмотря на то, что на улице потемнело, я ощущал тепло невидимого солнца. От разговора с шефом мои щеки стали румяными. Проходящие мимо меня люди на удивление были приветливыми и дружелюбными. Мне не хотелось рассматривать их обувь, меня интересовали их лица и глаза. Наушники без дела висели на шее, и мне не хотелось ничего слышать, кроме звуков города.
В квартиру я впервые за последний год зашел без опаски. Я не переживал о том, что скажет мать, станет ли она меня пытать допросами или наградит холодной тишиной.
***
Мать смеялась и обсуждала что-то по телефону, пока Гузеева на всю квартиру кого-то женила. Я захлопнул входную дверь и разулся. Как только я оказался в зале, старуха тут же бросила трубку и выключила ящик. Она встала с дивана и пристально посмотрела на меня.
– Звонил Валерка… – она сделала долгую паузу. – Знаешь, что он сказал?
Мое хорошее настроение сменилось напряжением. Все жгло, будто я проглотил колючку. Прижав плечи к шее, отрицательно покачал головой. Мышца на правом глазу задергалась.
– Сын-то его тебя хвалил!
Я выдохнул, но не расслабился. Присутствие матери давило, как если бы на меня пялилась змея с расправленным капюшоном.
– Говорит, что ты ответственный парень, – произнесла мать отстраненным голосом, – хорошо работал. Старательно. Представляешь, и даже мне перепала похвала. Дмитриевич сказал, что я хорошая мать. Вот не ожидала такого, конечно. Только знаешь, о чем я подумала?
Климат в квартире изменился. Вместо хохота в словах старухи сквозило претензией, а вместо заводной музыки из "Давай поженимся” – невыносимой тяжестью тишины.
– Если ты такой талантливый и одаренный, как о тебе воркует сынок Валерки, то какого хрена ты все это время протирал штаны? – ее голос был холодней, чем воздух в моей комнате зимой. – Заставлял меня нервничать, думать о том, как же там мой сыночек, а сыночек-то вон оказывается каков – гений! – Она схватилась за сердце и упала на диван. – Что папаша твой лентяй, что ты. Сперва прикидывается валенком, а потом вон что вытворяет, лучший сотрудника года. Посмотрите. Вот сразу так нельзя? Всегда нужно вас гонять, чтоб хоть что-то добренькое случилось. Ой, горе мне!
Мать замолкла и быстро заводила рукой перед своим лицом.
– Не стой как истукан, неси, – она попыталась схватить воздух ртом, – неси валерьянку… и быстрей.
Я замешкался. Ноги приросли к полу, а тело парализовало. Я смотрел, как мать корчится от нехватки воздуха, и ничего делал. Тик под моим глазом успокоился, и вместо того, чтобы побежать к холодильнику, где мать хранит лекарства, я развернулся и пошел в ванную.
– Не смей отворачиваться от меня, – закричала старуха, – я твоя мать, мать, – протянула Карга, – я тебя вырастила, поставила на ноги, а ты вон как со мной. Ой, – заныла она, – люди добрые, что творится! Родной сын успокоительное принести не может, а у меня же с сердцем беда. Ой, помогите!
Я зашел в уборную и закрыл дверь на защелку. В грязном зеркале на меня смотрел леший. Я хотел врезать ему, но вместо этого тихо заплакал. У меня не было ни одного объяснения, почему текли слезы. Я просто стоял и смотрел, как в мутном зеркале рыдает леший. Мне не верилось, что на той стороне я. В отражении стояло тело, в котором я живу. Мне стало жалко себя.
