Антропологические путешествия - страница 4

Социализм, тоталитаризм, – подумалось мне на острове Хайнань – это наказание для дурных народов. Неспособных к самоорганизации, самоконтролю, лишенных стимула быть лучше. Чтоб не все передрались и не всё разворовали, чтоб хоть что-то делали. «Социализм – это учет и контроль» – была такая формула, но дело не в том: во Франции контроль в сто раз строже, чем в Китае, но у французов в подкорке заложено представление о совершенстве (потому вкус, красота, ухоженность, творческая энергия, давшая миру вакцину, фотографию, кино, моду), а у китайцев это представление когда-то истерлось, износилось, потому что они отказались от модернизации. Как же: Китай – оплот церемониальности, патриархальности и боевых искусств. Это и сейчас чувствуется в каждом китайце: жесткость – за улыбкой миловидных девушек, будто все они – мастера кун-фу и ушу. Когда они разговаривают, руки не летают в воздухе, а рубят его, будто чертят иероглифы. Китай, как и Россия, оказался бессилен перед качественным скачком, которого требовал XX век. Вернее, Россия свой рывок сделала – в космос, но население осталось «массой». И Россия в этой массе увязла, Китай же к своему рывку стал готовиться позже, теперь обгоняет Россию. В Китае все лучшее – государственное, частное – это «частная лавочка» и «шарашкина контора», в советских терминах. Разве что промышлять поделками из ракушек и продавать манго на улице – такое частное было и в советских приморских городках. На песке нет ни одной ракушки, ни одного камушка – только море что-то выбросит на берег, тут же китаец подберет: пригодится. В этом, как мне показалось, главная китайская сила: умение все обратить в свою пользу. От гремучих змей до финансового кризиса: в Китае кризиса нет, они же с миром ни в какие договорные игры не играли, отчего и могли безнаказанно воровать чужие бренды и технологии. Вот юань и крепнет день ото дня по отношению к мировым валютам. А русский с китайцем, похоже, действительно становятся братьями навек.

Корни фикуса-бенжамина,

сосен, у которых полные шишки зубов,

противовампирных осинок,

дубов с падающими желудками

сплетаются под землей в корзину,

чтоб запихнуть в нее тучный шар

планеты – от слова планировать –

летающей по четвертому солнечному кольцу,

стянутой мускулами деревьев,

упрятанной за решетку

зелеными деревянными человечками.

Не спеленутая прутьями,

планета взрывается лавой

и посыпает голову пеплом,

плачет солеными цунами,

кровоточит нефтью,

пускает газы, портя воздух,

надышанный зелеными человечками

голых платанов, одетых с иголочки елок

и, конечно же, фикусов-бенжаминов.

А сапиенсы-вампиры,

белые, желтые, черные, красные,

в зависимости от места под солнцем,

но в основе белые, как все костяные твари,

пьют хоботками нефть, присосавшись

к ягодицам планеты, выпавшим из корсета,

сплетенного оливами Средиземного моря,

речными ивами и, конечно, фикусом-бенжамином,

на который я смотрю со своей террасы.

Лечу в Нью-Йорк, в самолете раздают въездные карточки, там есть пункт, что и на какую сумму ввозишь в США и не вывозишь обратно. Спрашиваю у стюарда: «Книги везу, писать?». – «Свои?» – «Да.» – «Не писать, они ничего не стоят.» – «Еще не свои везу в подарок.» – «Антикварные?» – «Нет.» «Современные ничего не стоят». Это у многих сидит в подкорке: современность ничего не стоит, все ценности – в прошлом. В Америке не так: сегодняшние интеллектуальные усилия – самое дорогое, они растят будущее, оно из них прорастает. Потому туда и уезжают интеллектуалы из России: здесь они – продавцы воздуха, там воздух – первое, во что надо инвестировать, потому что плоды – уже созданное – всегда можно тиражировать, а вот чем дышать сегодня и завтра… Заодно спрашиваю у стюарда: «А чего это вы на таких старых самолетах летаете?» – Где ж старый, – возмущается он. – Ну лет двадцать ему, говорю. – Угадали, – отвечает, но это еще не старый, видели бы вы на каких американцы летают! Ужас, какое старье! (Вот он, теряющий в цене антиквариат – старье). Так российского стюарда довели пропагандой до галлюцинаций: я летала по всей Америке на незнамо скольких самолетах – новехонькие, в одном, правда, возникли какие-то неполадки, так нас оттуда высадили, пришлось лететь составными рейсами: из Альбукерка (штат Нью-Мехико) в Бостон я добиралась на трех самолетах дольше, чем летела бы в Москву. Будучи наслышана про всякие возмещения в Америке морального ущерба на миллионы долларов, говорю своему издателю и переводчику Джиму Кейтсу, по чьему приглашению и летала в Штаты: «А нам за эту накладку золотые горы дадут?» – «Ничего, – отвечает, – только другой билет».