– Троюродная сестра. Из Бендер приехала погостить, впервые в нашем городе.
Частник радостно кивнул, как человек, с плеч которого свалился тяжкий груз. Помахав на прощание рукой с зажатыми в ней купюрами, секундами ранее лежавшими в моем кармане, он укатил в темноту, а мы огляделись. Перед нами мигала неоновая вывеска, под которой располагался вход в гостиницу. Было еще рано, и мы расположились в лобби. Я плюхнулся в кресло, баба – на диван. Но Витька мы так и не дождались. Он позвонил и сообщил, что немного задержится на переговорах (в переводе это означало: Дашка внезапно явилась к нему на работу и не желает идти домой одна, но он ее как-нибудь да спровадит). Друг попросил оформить номер на себя и заселить Анютку.
– Дождись меня, только не забывай, что Анютка – любовь всей моей жизни, – строго напомнил он.
– Не забуду, – заверил я, сказав чистую правду…
…К счастью, у меня был при себе паспорт. Я оформил гостиничный номер на свое имя, успешно проведя финансовые переговоры с портье. Оформить его на Анютку было сложнее, так как она представляла гражданство сопредельного государства. Закон обязывает гостиничных служащих сообщать о каждом таком постояльце в миграционную службу. А типы из миграционной службы, как я слышал из осведомленных источников, из прессы, в основном, только и делают, что шастают по гостиницам и вынюхивают, кого бы куда депортировать. Лично я не возражал бы, если бы Анютку решили депортировать. Но я ведь дал другу слово, что доставлю ее в гостиницу в целости и сохранности и в таком виде продержу ее как минимум до его прихода. А слово свое я всегда стараюсь держать.
Оформив номер на себя, я избавил Анютку от возможных неприятностей, а заодно избавил друга от лишних хлопот. Дежурный администратор, приятная женщина средних лет, вышколено сдерживая улыбку, протянула мне ключ и карточку гостя. Последняя давала право на бесплатное питание в гостиничном ресторане. Узнав об этом, Анютка вырвала карточку и ринулась на поиски местной кухни. А я схватил баулы и поволок их на третий этаж, где нам отвели номер.
Внутри я нашел мини-бар, оказавшийся платным, но вспомнив, что Витек берет все расходы на себя, с чистой совестью опустошил стограммовую бутылочку коньяка под успокоительный звук включенного телевизора. Что передавали, не помню. Да это и не важно. Бутылочка и телевизор взбодрили меня и придали уверенности. Жизнь как будто стала прекраснее. Увы, всему хорошему приходит конец. Через час явилась Анютка, вроде бы, не вполне удовлетворенная.
– Здесь плохо кормят, – мрачно буркнула она с порога. – Порции какие-то мелкие. Не то, что у нас в Бендерах, в муниципальной столовой. Там чебурек на тарелку не помещается, свешивается, а тарелки побольше ваших будут.
Она присмотрелась ко мне, словно оценивая, помещусь ли я на тарелку из муниципальной столовой или буду свешиваться, и в глазах ее мелькнул слабый интерес.
– А ты чего делаешь? – спросила она.
– Сижу в кресле, пью коньяк, – объяснил я, хотя это и так было видно невооруженным взглядом.
– А-а… – протянула Анютка, задумчиво осмотрев меня с ног до головы. – Тогда я в душ. Здесь есть душ?
Я кивнул, а про себя подумал, что ее сподручнее было бы завезти по пути сюда на автомойку. Мысль позабавила, я не удержался и хихикнул. Только за девицей закрылась дверь в ванную, как раздался осторожный стук в дверь входную.
