Он вдруг осознал, почему она останется с тем другим, тогда как с ним ничего не «срослось» бы. С оным субститутом у них, может, и не вызрело любви, однако это не повредило связке там, где доверию-уважению (ввиду самоподдерживаемых, контролируемых отношений, как и общности интересов) ничто не угрожало. В случае же с ним не в том даже дело, что любовь вызревала позже, чем у нее; скорее речь о том – и ровно этак изначально припоминал, – что терзался меж несерьезным восприятием этих отношений поначалу (дефицит уважения к той, что представала фрей ветреной, притом даже, что поиск ею велся не от него, но вокруг него) и чрезмерно серьезным – задним числом (когда раннее неуважение переродилось в позднейшее недоверие). А она – уважила ли его путь, нарочитым ли небрежением-демаршем не радея о всем, к любви не привязанном?..
Субституция (другого), субституирование (ее). Обобщением лондоновского наблюдения, склонность, не споря с самкой, добиваться от нее расположения – как и от мира: небесхитростностью, маскируемой под «позитив», обязующими подарками-яко-поступками, ненавязчивым маркетингом-пополам-с-искусством, «искренним» признанием трудностей-не-без-отшива-конкуренции. Пока комплементарность разводит руками: ежели подходит это, я-де сгодиться не могу!..
В последний раз, словно перед исходом – преселением из опостылевшей действительности (или, напротив, мест, где бывало слишком хорошо) прокрутилось в сердце то, что довелось пережить и прожить разве что внутри. Потенциальный брак, союз свыше, все то расточаемое, зарываемое без плода и хоронимое заживо – жертвенность, балансирующая на гране скорее хулы, нежели аскезы или смирения. Пожалуй, его ничем более не удивить, так что и искать решительно нечего: самое время принять что угодно, что свалится или ниспосылаемо будет оттуда же. Возможно, ему и не суждено было закрепить внутренне пережитое каким-либо продолжением вовне: это сломало бы его, не отпустило бы живым или искалечило бы для других отношений, пути-и-поиска вообще, как таковых. Как знать! Не это ли случай, иллюстрирующий еще одну тайну хранения (прообраз схем-принципов сохранения, обреченно-рукотворных): не дается креста сверх сил? Возложение же на себя или других непосильного – не вящая ли прелесть? Отказ же от дара (в т.ч. любви, пусть несовершенной-по-естеству) или креста (коим может оказаться и дар, да хоть той же любви несбывшейся) – не род ли хулы?
Вот и маневрируй, все больше деферентами от последней – да в серую зону несчастья, полусчастья, пестроты недосчастья и сценарной компромиссности, этих адков-о-благих-намерениях. Каковых же? Все больше – проучить-призвать, заставить ревновать-страдать, почувствовать «хоть малую толику твоей ненужности»…Разумеется, почти наверняка – с риском подорваться на минном поле, отползти без конечностей, вернуться с войны уродом. Хрупкое, взросшее на ровном месте, подобно былинке – предоставите ли, подвергните стихии немилостивой, в первую голову – собственной гордыне?
Предоставят. Страдать, ломая карту памяти, – лишь бы и те, мучась, не забывали. Наполнять собой не ту вселенную, опустошая своим уходом – ту. Не уважая, не доверяя, – лишь бы любили, пусть без шансов на воссоединение. Она горит – ergo он в ней жив; он опустошен, обесцелен – ненапрасны ее обессмысливающие прыжки в пропасть.
А утратив пиетет-веру-надежду, любовь-
