– Хочешь сказать: старая, больная, никому не нужная?
– Нет…
– Не удивляйся. – Рябушкин взял в буки бутылку. – В наше время человеческая жизнь, что копейка: со своей расстаться жалко, а на чужую – наплевать… Водки налить?
Романов замотал головой.
– Это же Егорова! – выдохнул он. – Я же как раз после нее заходил.
– Куда?
– Ну, в это… как его? – Романов в нетерпении щелкнул пальцами. – На собеседование в экспедиторскую фирму, блин!
Рябушкин открыл бутылку. Сдвинул рюмки и принялся аккуратно наполнять их водкой.
– Понятно. Знакомая, значит. Только вот что я тебе скажу, Василий. Бросил бы ты, в самом деле, смотреть эти телевизионные страсти! Ни к чему тебе это. Лучше стихи пиши: о любви, о природе…
– Тише ты! – Не отрывая взгляда от экрана, Романов предостерегающе поднял указательный палец.
«…следствие, как и в предыдущих случаях, затрудняется определить мотивы преступления. – Никита Малявин отложил листок в сторону. – Я только напомню, – добавил он, – что это уже четвертое подобное убийство, совершаемое в нашем городе за последние два дня. Случайными жертвами профессионального киллера, напомню, стали: Филатов Сергей Владимирович. – На экране появилась фотография молодого мужчины. – Матренин Валерий Иванович и Генрих Эдуардович Миллер… Фотографиями последних мы, к сожалению, не располагаем… Ни одного из вышеназванных лиц нельзя отнести к так называемой группе риска. Никто из них, по нашим сведениям, не занимал высоких руководящих постов, не владел бизнесом и не состоял ни в одной криминальной группировке. Более того, насколько нам известно, все они на день смерти являлись безработными… В связи с этим, версия, выдвинутая некоторыми печатными изданиями, о появлении в нашем городе серийного маньяка-убийцы, уже не кажется столь неправдоподобной…»
– На, возьми! – Рябушкин протянул Романову рюмку водки.
Словно больной, разбуженный внезапным появлением доктора, принесшего очередную порцию микстуры, Романов вздрогнул.
– Что ты сказал? – спросил он.
– Рюмку возьми, говорю!
– А! – опомнился Романов. – Нет, не хочу.
– Водку пить не хочешь!
– Из рюмок пить больше не хочу!
В следующую секунду Романов вскочил со стула и быстрым шагом направился к буфету.
– Что случилось? – спросил Рябушкин.
Схватив с полки стакан, Романов подошел к столу. Ответил: ничего.
– Только все эти люди, – при слове «все», он ткнул горлышком бутылки в сторону телевизора, – четыре дня назад вместе со мной устраивались на работу.
– Да ты что! Неужто все?
Романов на секунду задумался.
– Ну, может, и не все. Но Егорова и Филатов – точно! И еще, кажется, этот старичок в очках – Миллер. Я как фамилию его тогда услышал, сразу Глена Миллера вспомнил. Композитор был такой. Тоже, кстати, покойник!
Романов налил себе полстакана водки. Выпил, сел на стул и, положив локти на скатерть, закрыл ладонями лицо.
Дождавшись, когда закончится передача, Рябушкин осторожно, чтобы ненароком не потревожить хозяина, взял лежащий рядом с ним пульт и выключил телевизор.
В комнате стало тихо.
– Ерунда какая-то! – Романов вскочил со стула и подошел к окну. – Стрелять в безработных из «Беретты». Ты только подумай. Какова честь!
Вспоминая недавнюю встречу с убитыми людьми и восстанавливая в памяти разговоры с ними, Романов внезапно подумал о том, что не видит в этих разговорах себя. Помнит, о чем говорил в приемной экспедиторской фирмы, слышит свой голос, видит реакцию на свои слова, а представить того, кто произносит их, не может. Несколько раз он мысленно пересчитал всех, кто находился в приемной комнате, ожидая вызова на собеседование, и каждый раз не досчитывался одного из них – Василия Романова.
