По его лицу чувствовалось, что я его не убедил.
– Приглашенный гость? С каких это пор они пропускают через ворота сладкозадых панков?
Я решил не обижаться на столь оскорбительную характеристику.
– Я живу в башне в эвкалиптовой роще. Нахожусь здесь три ночи и два дня.
Он сильнее вдавил дуло «узи» мне в грудь.
– Три дня, и мне никто не сказал? Думаешь, я такой тупой, что буду есть говно на гренке?
– Нет, сэр. На гренке – нет.
Его ноздри так широко раздулись, что я испугался, а не вывалятся ли мозги через одну или другую ноздрю.
– И что это значит, сладкозадый?
– Это означает, что вы гораздо умнее меня, иначе я бы не оказался с этой стороны автомата. Но я говорю правду. Я здесь третий день. Разумеется, пригласили нас не за мое обаяние. За это я должен благодарить девушку, с которой я приехал сюда. Ей никто отказать не может.
Я уверен, что при упоминании девушки выражение его лица чуть смягчилось. Может, он подумал, что я говорил про ребенка. Даже некоторые склонные к насилию наркоманы не трогают детей.
– Теперь ты говоришь дело. Привел сюда сексапильную, темпераментную деваху, и никто не хочет, чтобы Кенни об этом знал.
Вместо того чтобы надавить на железу сострадания, я возбудил другие его железы, которые лучше бы не трогать вовсе.
– Нет, сэр, нет. Нет, тут совсем другое.
– Что – другое?
– Она очень милая, очень обаятельная, но совсем не сексапильная, скорее, наоборот, она на седьмом месяце беременности, смотреть не на что, но все ее любят, знаете ли, поэтому история такая грустная, девушка одинокая, у нее никого и ничего нет, и скоро родится ребеночек, обычно такое берет за душу.
Кенни смотрел на меня так, будто я внезапно заговорил на иностранном языке. И звук этого иностранного языка до такой степени оскорблял его слух, что он мог пристрелить меня только для того, чтобы я замолчал.
Чтобы сменить тему, я приложил палец к моей верхней губе. В том месте, где у Кенни пылала герпесная язва.
– Наверное, болит.
Я не думал, что он может разозлиться еще сильнее, но его буквально раздуло от ярости.
– Ты говоришь, что я болен?
– Нет. Отнюдь. Вы здоровы, как бык. Любой бык будет счастлив, если сможет похвастаться таким же здоровьем. Я просто говорю про это маленькое пятнышко на вашей губе. Оно, должно быть, болит.
Он чуть расслабился.
– Чертовски болит.
– А как вы его лечите?
– Ничего нельзя сделать с этим чертовым стоматитом. Он должен пройти сам.
– Это не стоматит. Это герпес.
– Все говорят, что это стоматит.
– При стоматите язвы во рту. Они и выглядят по-другому. Давно она у вас?
– Шесть дней. Иногда так болит, что хочется кричать.
Я содрогнулся, чтобы выразить сочувствие.
– Сначала вы почувствовали зуд в губе, а уж потом появилась язва?
– Именно так, – глаза Кенни раскрылись, словно он понял, что перед ним ясновидящий. – Зуд.
Небрежно оттолкнув ствол «узи», чтобы он более не смотрел мне в грудь, я задал еще один вопрос:
– А за двадцать четыре часа до появления зуда вы находились под очень жарким солнцем или на холодном ветру?
– Ветру. Неделей раньше у нас сильно похолодало. С северо-запада задул чертовски холодный и сильный ветер.
– Вы получили ветровой ожог. Слишком жаркое солнце или холодный ветер могут вызвать такую язву. А теперь, раз уж она у вас появилась, мажьте ее вазелином и старайтесь не бывать ни на солнце, ни на ветру. Если ее не раздражать, она заживет достаточно быстро.
