– Вы сказали “почти нет”, – поправила Маша. – Скажите мне, когда приходить, и я подстрою под вас свой график.
– Ответьте тогда, почему вы решили попасть именно ко мне, – попросил он.
– Я считаю вас образованным и опытным специалистом, а также умным и порядочным человеком, – охотно сообщила Маша. – Вполне возможно, я вас идеализирую. Однако мне кажется естественным, что я хочу попасть именно к вам. Каждый ищет врача, которому он может доверять.
– Вам кто-нибудь меня рекомендовал? – еще раз надавил он.
– Нет. – Маша убедительно покачала головой. – Я нашла вас случайно.
– Тогда откуда вы знаете, что можете мне доверять? – Сам он доверять Машиной убедительности наотрез отказывался.
– У меня мощная интуиция, – поделилась она.
– Хорошо, – сказал он. – Я могу предложить вам два часа дня по вторникам.
– А второй, третий и четвертый раз в неделю? – хитро улыбнулась она.
– Я не практикую классический психоанализ, – напомнил он.
– Ну хотя бы второй, – умоляюще протянула Маша. – Вы не можете оставить без поддержки человека, который готов работать над собой!
– Окей, – произнес он. – Два часа дня во вторник и шесть часов вечера в четверг.
– Договорились, – сказала Маша. – Хотите, чтобы я рассказала вам о себе?
– Расскажите, – улыбнулся он. – У нас есть еще двадцать минут.
Маша потянулась, словно испытывая физическое наслаждение от предстоявшего занятия, а потом, не отрывая ног от пола, приняла в кресле форму, почти напоминавшую кошачий клубок.
– Мне двадцать девять лет, – сказала она. – Я единственный ребенок в семье. Детство у меня было… обычное.
Она подняла на него глаза, словно проверяя, не разочарован ли он этим фактом.
Он кивнул.
– Я была ребенком, которому всегда поручали что-то делать. Взрослые мне доверяли. Во втором классе я помогала учительнице проверять тетради одноклассников. Странная история, если подумать. Мы оставались с ней после уроков, она проверяла одну из работ, исправляла ошибки красной пастой, а потом отдавала тетрадь мне, чтобы я использовала ее как образец. Я ставила оценки. Без ошибок – пять, одна или две ошибки – четыре, больше трех – три. Хотите знать, какую оценку мне было особенно приятно ставить?
Она улыбнулась едва заметным подрагиванием щек, и он почти увидел, как она начинает урчать от удовольствия.
– Двойку, – не дожидаясь его реакции, ответила она на вопрос. – Единиц ставить почти не приходилось. У учительницы была довольно низкая планка качества, она ограничивалась двойкой даже в самых безнадежных случаях. Я иногда фантазировала, каково было бы поставить ноль. Представляла этого ученика – может быть, моего приятеля, – как он приходит утром в класс, с надеждой хватает тетрадь и видит там ноль. Тройка – это посредственность, подтверждение, что ты такой, как все. В двойке есть теплота, сострадание, сожаление о допустимой человеческой оплошности. Ты не справился, чего-то вовремя не вспомнил, но мы все-таки знаем, что ты есть, и даем тебе два балла за попытку. Единица – более строгий вариант двойки. Предупреждение. Призыв подумать всерьез. И только ноль соответствовал бы полному поражению. Это физическая аннигиляция. Превращение человека в ничто. Его стирают ластиком и тыльной стороной ладони смахивают останки на пол. Их не отличить от остального мусора. На странице появляется место для чего-то нового. Ты не получился. Увы. Но ничего, зато в мире стало просторнее.
