Апология обломков. Руинная тема в контексте истории европейской культуры - страница 3



Собственно, «Энеида» Вергилия и посвящена этому переносу руин былого величия, которое можно назвать гетеротопией (иным местом) греческого мира. Вот как у Вергилия в книге первой «Энеиды» описывает будущее Рима Юпитер своей дочери Афродите-Венере, покровительнице скитальцев-троянцев:

Страх, Киферея, оставь: незыблемы судьбы троянцев.

Обетованные – верь – ты узришь Лавиния стены,

И до небесных светил высоко возвеличишь Энея

Великодушного ты. Мое неизменно решенье.

Ныне тебе предреку, – ведь забота эта терзает

Сердце твое, – и тайны судеб разверну пред тобою:

Долго сраженья вести он в Италии будет, и много

Сломит отважных племен, и законы и стены воздвигнет,

Третье лето доколь не узрит, как он Лацием правит,

Трижды зима не пройдет со дня, когда рутул смирится.

Отрок Асканий, твой внук (назовется он Юлом отныне, —

Илом был он, пока Илионское царство стояло), —

Властвовать будет, доколь обращенье луны не отмерит

Тридцать великих кругов; перенесши из мест лавинийских

Царство, могуществом он возвысит Долгую Альбу.

В ней же Гекторов род, воцарясь, у власти пребудет

Полных трижды сто лет, пока царевна и жрица

Илия двух близнецов не родит, зачатых от Марса.

После, шкурой седой волчицы-кормилицы гордый,

Ромул род свой создаст, и Марсовы прочные стены

Он возведет, и своим наречет он именем римлян.

Я же могуществу их не кладу ни предела, ни срока,

Дам им вечную власть. И упорная даже Юнона,

Страх пред которой гнетет и море, и землю, и небо,

Помыслы все обратит им на благо, со мною лелея

Римлян, мира владык, облаченное тогою племя.

(Перевод С. Ошерова)

В отличие от народного гомеровского эпоса, творение Вергилия куда более эклектичное и изощренное. Вергилий жил в I веке до новой эры, во времена сперва Юлия Цезаря, убитого республиканцами, затем – Октавиана Августа. Своей поэмой «Энеида» он создал героический памятник Римской империи, утверждающий легитимность императорской власти вообще, а Октавиана – в частности. Когда мы читаем после Гомера «Энеиду», то понимаем, что в новой поэме проводится более сложная многоуровневая работа с историческим материалом.


История теперь не нейтральный фон, не перечень событий. Это именно живой ландшафт с тайниками, закоулками, горами, впадинами и руинами. Непосредственно к теме руин как будущего «иного места», гетеротопии, нас подводит шестая книга «Энеиды», о путешествии Энея в загробный мир. Вот как интерпретирует ее переводчик Сергей Шервинский:

Готовые не обращать внимания на дробность эпизодов книги шестой, мы не можем не испытывать душевого трепета, следя за тем, как Эней, сопровождаемый Кумской сивиллой, совершает свое странствие по загробному царству. Сивилла научает Энея, как достать «золотую ветвь», открывающую доступ к недоступному, ту «золотую ветвь», которая, отомкнув ему врата подземного обиталища теней, осталась в последующих веках знаком мистического посвящения. В царстве мертвых происходят встречи живого Энея с умершими; ради одной из них он и стремился сойти в Аид: в сонме теней он находит любимого отца.

Но прежде чем Эней мог насладиться отрадой свидания с ним, происходит другая, для читателя неожиданная, но художественно и морально необходимая встреча: к Энею подходит тень, чей облик ему слишком знаком, – это когда-то любимая им женщина, та самая царица Дидона, что была им покинута и в отчаянье наложила на себя руки. Эней тронут, клянется, что всему виною воля богов, что он не мог предположить, каким для нее горем будет его отплытие, – обычные слова мягкосердечных изменников, – оскорбленная тень скрывается в лес, где ее ожидает верный законный супруг. Так Вергилий не пожелал снять с души своего героя вину вероломства